Известные сонеты итальянского поэта Данте Алигьери (Alighieri Dante).

Ад. Песнь первая
Алигьери Данте
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.

Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!

Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нем обретши навсегда,
Скажу про все, что видел в этой чаще.

Не помню сам, как я вошел туда,
Настолько сон меня опутал ложью,
Когда я сбился с верного следа.

Но к холмному приблизившись подножью,
Которым замыкался этот дол,
Мне сжавший сердце ужасом и дрожью,

Я увидал, едва глаза возвел,
Что свет планеты, всюду путеводной,
Уже на плечи горные сошел.

Тогда вздохнула более свободной
И долгий страх превозмогла душа,
Измученная ночью безысходной.

И словно тот, кто, тяжело дыша,
На берег выйдя из пучины пенной,
Глядит назад, где волны бьют, страша,

Так и мой дух, бегущий и смятенный,
Вспять обернулся, озирая путь,
Всех уводящий к смерти предреченной.

Когда я телу дал передохнуть,
Я вверх пошел, и мне была опора
В стопе, давившей на земную грудь.

И вот, внизу крутого косогора,
Проворная и вьющаяся рысь,
Вся в ярких пятнах пестрого узора.

Она, кружа, мне преграждала высь,
И я не раз на крутизне опасной
Возвратным следом помышлял спастись.

Был ранний час, и солнце в тверди ясной
Сопровождали те же звезды вновь,
Что в первый раз, когда их сонм прекрасный

Божественная двинула Любовь.
Доверясь часу и поре счастливой,
Уже не так сжималась в сердце кровь

При виде зверя с шерстью прихотливой;
Но, ужасом опять его стесня,
Навстречу вышел лев с подъятой гривой.

Он наступал как будто на меня,
От голода рыча освирепело
И самый воздух страхом цепеня.

И с ним волчица, чье худое тело,
Казалось, все алчбы в себе несет;
Немало душ из-за нее скорбело.

Меня сковал такой тяжелый гнет,
Перед ее стремящим ужас взглядом,
Что я утратил чаянье высот.

И как скупец, копивший клад за кладом,
Когда приблизится пора утрат,
Скорбит и плачет по былым отрадам,

Так был и я смятением объят,
За шагом шаг волчицей неуемной
Туда теснимый, где лучи молчат.

Пока к долине я свергался темной,
Какой-то муж явился предо мной,
От долгого безмолвья словно томный.

Его узрев среди пустыни той:
"Спаси, - воззвал я голосом унылым, -
Будь призрак ты, будь человек живой!"

Он отвечал: "Не человек; я был им;
Я от ломбардцев низвожу мой род,
И Мантуя была их краем милым.

Рожден sub Julio, хоть в поздний год,
Я в Риме жил под Августовой сенью,
Когда еще кумиры чтил народ.

Я был поэт и вверил песнопенью,
Как сын Анхиза отплыл на закат
От гордой Трои, преданной сожженью.

Но что же к муке ты спешишь назад?
Что не восходишь к выси озаренной,
Началу и причине всех отрад?"

"Так ты Вергилий, ты родник бездонный,
Откуда песни миру потекли? -
Ответил я, склоняя лик смущенный. -

О честь и светоч всех певцов земли,
Уважь любовь и труд неутомимый,
Что в свиток твой мне вникнуть помогли!

Ты мой учитель, мой пример любимый;
Лишь ты один в наследье мне вручил
Прекрасный слог, везде превозносимый.

Смотри, как этот зверь меня стеснил!
О вещий муж, приди мне на подмогу,
Я трепещу до сокровенных жил!"

"Ты должен выбрать новую дорогу, -
Он отвечал мне, увидав мой страх, -
И к дикому не возвращаться логу;

Волчица, от которой ты в слезах,
Всех восходящих гонит, утесняя,
И убивает на своих путях;

Она такая лютая и злая,
Что ненасытно будет голодна,
Вслед за едой еще сильней алкая.

Со всяческою тварью случена,
Она премногих соблазнит, но славный
Нагрянет Пес, и кончится она.

Не прах земной и не металл двусплавный,
А честь, любовь и мудрость он вкусит,
Меж войлоком и войлоком державный.

Италии он будет верный щит,
Той, для которой умерла Камилла,
И Эвриал, и Турн, и Нис убит.

Свой бег волчица где бы ни стремила,
Ее, нагнав, он заточит в Аду,
Откуда зависть хищницу взманила.

И я тебе скажу в свою чреду:
Иди за мной, и в вечные селенья
Из этих мест тебя я приведу,

И ты услышишь вопли исступленья
И древних духов, бедствующих там,
О новой смерти тщетные моленья;

Потом увидишь тех, кто чужд скорбям
Среди огня, в надежде приобщиться
Когда-нибудь к блаженным племенам.

Но если выше ты захочешь взвиться,
Тебя душа достойнейшая ждет:
С ней ты пойдешь, а мы должны проститься;

Царь горних высей, возбраняя вход
В свой город мне, врагу его устава,
Тех не впускает, кто со мной идет.

Он всюду царь, но там его держава;
Там град его, и там его престол;
Блажен, кому открыта эта слава!"

"О мой поэт, - ему я речь повел, -
Молю Творцом, чьей правды ты не ведал:
Чтоб я от зла и гибели ушел,

Яви мне путь, о коем ты поведал,
Дай врат Петровых мне увидеть свет
И тех, кто душу вечной муке предал".

Он двинулся, и я ему вослед.

Сонет — мгновенью памятник: спасён...
Алигьери Данте
Сонет — мгновенью памятник: спасён
Душою от забвения и тлена
Умерший час. Высокая арена
Проклятий и молитв, пусть будет он
Обильем сложных мыслей напоён.
Им свет слоновой кости, тьму эбена
Венчайте, и столетий перемена
Не тронет жемчуг лучшей из корон.

Сонет — монета, и на ней портрет
Души. На обороте же прочтите:
Он плата ли за гимн, что Жизнью спет,
Приданое в Любви роскошной свите,
Налог ли Смерти, собранный Хароном
У пристани, под чёрным небосклоном.

Шествие Красоты
Алигьери Данте
Пульс утренней зари с неспешной сменой
Созвучий; день, свернувшийся цветком;
Май, нежно ожививший всё кругом;
Июнь, прославлен песней вдохновенной;
Счастливый миг в ладони у вселенной -
Кто помнил их в том вихре огневом,
Когда она, с блистающим лицом,
По комнате прошла обыкновенной?

Живой покров любви скрывал едва ли
Её шаги — так лилия цветёт
И проплывает лебедь-галиот.
Отрада тем, кто всё грустней вздыхали,
Расставшись с ней, и океан печали
Тому, кто лишь слова о ней прочтёт.

День любви
Алигьери Данте
Дворцы её, не зная ничего,
Так презирают этот скромный дом,
Но милая мечтает лишь о нём.
Лишь здесь любви творится волшебство:
Пока, противясь действию его,
Бегут часы, сбиваясь в тёмный ком,
Часы любви в пространстве огневом
Поют, и всё лучится оттого.

Нисходит память к тонким уголкам
Любимых губ и, пламенем сквозным
Подхвачены, признанья дышат им.
И мы то отдохнуть даём губам,
Беседуя о прошлом, то молчим,
Внимая позабытым голосам.

Зрение влюблённого
Алигьери Данте
Черты твои не днём ли постижимы,
Поскольку духи глаз на свет дневной
Любуются, молясь тебе одной,
Как образу своей высокой схимы?
Не ночью ли (пока совсем одни мы)
И, полно говорящей тишиной,
Лицо твоё мерцает предо мной
И наши души вновь неразличимы?

Любимая, когда на свете этом
Не быть тебе ни бледным силуэтом,
Ни отраженьем глаз в ручье лесном,
То как на тёмном склоне жизни нашей
Надежда зашуршит листвой опавшей
И Смерть заплещет радужным крылом?

Весенняя дань юности
Алигьери Данте
Так свеж ручей, но ты милее втрое:
С твоих густых волос я снял покров,
И вижу робкий блеск лесных цветов,
Запутанных в их золотистом рое.
На грани года, в чуждом ей настрое,
Колеблется Весна: на тихий зов
Не тянется терновник из снегов,
Беседки полнит веянье сырое.

Но солнце будит луг в апреле раннем.
Закрой глаза, ты слышишь, здесь и там
Весна проходит лёгким трепетаньем,
Как поцелуй, по векам и губам,
И целый час Любовь клянётся нам,
Что в сердце снег хранить мы перестанем.

Прогулка влюблённых
Алигьери Данте
Спит изгородь во вьющихся цветах.
Июньский день. К руке скользит рука.
Простор. На лицах трепет ветерка.
Шептанье ивы тонет в небесах
Бездонных. Отраженье глаз в глазах.
Лучась над летним полем, облака
Ласкают души, нежных два цветка,
Раскрытые в улыбках и словах.

Они идут, касаются едва,
Под сердцем слыша дрожь одной струны,
Их помыслы лишь сердцу отданы
Любви — она всегда для них права:
Так, пенясь, дышит неба синева
На синеве не вспененной волны.

Поцелуй
Алигьери Данте
Старенье, близость гибельной земли,
Нашествие превратности лихой
Растлят ли плоть мне, скаредной рукой
Души наряд венчальный схватят ли?
Любимой губы звучно расцвели
В моих губах: гармонией такой
Орфей венчанный встретил дорогой
Незрелый облик, спеющий вдали.

Я, как ребёнок, ею был вскормлён,
Как муж, её ласкал я — и потом,
Как дух, вливался в дух её ручьём,
Я богом был, когда наш громкий стон
Взбивал нам кровь, слияньем окрылён
Огня с огнём, желанья с божеством.

Брачный сон
Алигьери Данте
Их поцелуй прервался, боль сладка.
Дождь перестал, и в сумраке слышны
Слабеющие трели тишины,
Утолена сердечная тоска.
Тела расстались, словно два цветка,
Повисшие по обе стороны
Надломленного стебля: всё нежны,
Просили губы губ издалека.

Их увлекал поток поспешных снов
К забвенью, только ночь уже прошла,
И души их всплывали под покров
Зари бесцветной влажного крыла.
Он бросил тайны грёз, лесов, ручьёв
Для большей тайны: с ним она была.

Любовная нежность
Алигьери Данте
Волос её потоки, плеск ручьёв.
Её ладони, как венок живой,
Сомкнулись над твоею головой.
В её губах и взорах нежный зов
Любви, во вздохах робкий шёпот слов.
Ласкал ей щёки, шею, веки твой
Безумный рот, отдав им огневой
Вкус губ её, где встречный дар готов.

Что больше? То лишь, без чего могла
Вся эта нежность обратиться в прах.
Горенье сердца милой. Резкий взмах
И ниспаденье тонкого крыла,
Когда душа взлетает, как стрела,
С другой душой теряясь в облаках.

К Неизвестному
Алигьери Данте
Все больше донимает батогами
Вас бог любви? За непокорность месть!
Еще послушней будьте, чем вы есть,-
Вот мой совет, а там решайте сами.
Придет пора - он вспомнит о бальзаме,
Не даст мученьям душу вам разъесть:
Весомее раз в пять, когда не в шесть,
Добро любви, чем зло. И к вашей даме
Направьте ваше сердце напрямик
Через его владенья, если верно
Я в смысл посланья вашего проник.
Держитесь этого пути примерно,
Ведь бог любви вознаграждать привык
Лишь тех, кто служит преданно и верно.
К Гвидо Кавальканти
Алигьери Данте
О если б, Гвидо, Лапо, ты и я,
Подвластны скрытому очарованью,
Уплыли в море так, чтоб по желанью
Наперекор ветрам неслась ладья,
Чтобы фортуна, ревность затая,
Не помешала светлому свиданью;
И, легкому покорные дыханью
Любви, узнали б радость бытия.
И монну Ладжу вместе с монной Ванной
И той, чье "тридцать" тайное число,
Любезный маг, склоняясь над волной,
Заставил говорить лишь об одной
Любви, чтоб нас теченье унесло
В сиянье дня к земле обетованной.
К мессеру Брунетто Брунеллески
Алигьери Данте
Мессер Брунетто, отнеситесь чутко
К малютке сей, в ее устроив честь
Не пир, но праздник,- ведь не просит есть,
А требует прочтения малютка.
Запомните: ее понять - не шутка,
Не вдруг найдете вы - в ней что-то есть:
Спокойно надобно ее прочесть,
Да и не раз, чтоб смысл достиг рассудка.
А не достигнет - там у вас полно
Таких, как брат Альберто: разберется
Любой во всем, что в руки ни возьмет.
Когда же вы и с ними заодно
Не преуспеете, позвать придется
Мессера Джано - он не подведет.
К Форезе
Алигьери Данте
Вервь Соломона и тебе грозит -
Ты слишком любишь куропатки грудку
И вырезку баранью, и отмcтит
Тебе за мясо шкура не на шутку:
Тебя темница вскоре приютит,
И ты не забывай ни на минутку -
Чем дальше, тем сильнее аппетит
И тем трудней отказывать желудку.
В искусстве некоем большой мастак,
Ты можешь, говорят, всегда поправить
Благодаря ему свои дела
И не бояться долговых бумаг.
Но дети Станьо, должен я прибавить,
Из-за него хлебнули много зла.
К Чино да Пистойя
Алигьери Данте
Амор давно со мною пребывает,
От девяти он лет во мне царит,
И знаю, как, пришпорив, вновь смирит,
Как плакать и смеяться заставляет.
Напрасно разум пленник призывает,-
Так простодушный в колокол звонит,
Когда трепещут молнии, и мнит,
Что облаков раздор он усмиряет.
Очерчен круг любви, недвижна мета,
Там воли ограничен кругозор,
Туда не долетит стрела совета.
И шпору новую вонзит Амор,
Коль прежнею красою не согрета
Твоя душа. Таков твой приговор.
На Всех Святых, недавно это было...
Алигьери Данте
На Всех Святых, недавно это было,
Я женщин встретил, и из их числа
Как бы других одна опередила -
Та, что с Амором рядом гордо шла.
Казалось, сверхъестественная сила
В ее глазах пресветлый дух зажгла,
И взор мой дерзновенный поразила
Небесная печать ее чела.
Она достойных трогала приветом
И добродетель мягкостью своей
В сердцах будила,- как забыть об этом?
Наверно, утешеньем наших дней
С небес она сошла целебным светом.
Блаженна та, что ближе прочих к ней!