Стихотворение

Эпитафия («Простосердечный свободы...»)

Простосердечный сын свободы,
Для чувств он жизни не щадил;
И верные черты природы
Он часто списывать любил.

Он верил темным предсказаньям,
И талисманам, и любви,
И неестественным желаньям
Он отдал в жертву дни свои.

И в нем душа запас хранила
Блаженства, муки и страстей.
Он умер. Здесь его могила.
Он не был создан для людей.

А во́роны гости?! ...

А во́роны гости?!
        Дверье крыло
раз сто по бокам коридора исхлопано.
Горлань горланья,
        оранья орло́
ко мне доплеталось пьяное до́пьяна.
Полоса
щели.
Голоса́
еле:
«Аннушка —
ну и румянушка!»
Пироги…
     Печка…
Шубу…
    Помогает…
           С плечика…
Сглушило слова уанстепным темпом,
и снова слова сквозь темп уанстепа:
«Что это вы так развеселились?
Разве?!»
    Сли́лись…
Опять полоса осветила фразу.
Слова непонятны —

Про Феклу, Акулину, корову и бога

Нежная вещь — корова.
Корову
    не оставишь без пищи и крова.
Что человек —
жить норовит меж ласк
               и нег.
Заботилась о корове Фекла,
ходит вокруг да около.
Но корова —
          чахнет раз от разу.
То ли
         дрянь какая поедена и попита,
то ли
         от других переняла заразу,
то ли промочила в снегу копыта, —
только тает корова,
         свеча словно.
От хворобы
        никакая тварь не застрахована.
Не касается корова
         ни жратвы,

Рабочий, эй!

1.Раньше
купеческий сыночек
так прогуливал свободные ночи:
"Пей, Даша!
Пей, Паша!
Все равно
за все
заплатит папаша".

2.Папаша потрогает сынку бочок,
нарвет ушей с него целый пучок.
Да еще, чтоб не повторялся прогул,
вывернет кстати одну из скул.

3.А сам наутро,
     чтоб не разориться,
прогуленное
     с рабочих
          выжмет сторицей.

4.А теперь
в прогул
     прогуливает рабочий,
к сожалению,
       рабочие дни, а не ночи.

Вредитель

Прислушайтесь,
         на заводы придите,
в ушах —
навязнет
       страшное слово —
            «вредитель» —
навязнут
       названия шахт.
Пускай
   статьи
      определяет суд.
Виновного
     хотя б
        возьмут мишенью тира…
Меня
     презрение
         и ненависть несут
под крыши
     инженеровых квартирок.
Мы отдавали
         им
          последнее тепло,
жилища
   отдавали, вылощив,
чтоб на стене
      орлом сиял диплом

Мы

Мы —
   Эдисоны
       невиданных взлетов,
                энергий
                   и светов.
Но главное в нас —
           и это
          ничем не засло́нится, —
главное в нас
     это — наша
          Страна советов,
советская воля,
      советское знамя,
             советское солнце.
Внедряйтесь
        и взлетайте
и вширь
   и ввысь.
Взвивай,
      изобретатель,
рабочую
      мысль!
С памятник ростом
        будут

Фиолетовый транс

О, Лилия ликеров,— о, Cre'me de Violette!
Я выпил грез фиалок фиалковый фиал…
Я приказал немедля подать кабриолет
И сел на сером клене в атласный интервал.

Затянут в черный бархат, шоффэр — и мой клеврет—
Коснулся рукоятки, и вздрогнувший мотор,
Как жеребец заржавший, пошел на весь простор,
А ветер восхищенный сорвал с меня берэт.

Я приказал дать «полный». Я нагло приказал
Околдовать природу и перепутать путь!
Я выбросил шоффэра, когда он отказал,—
Взревел! и сквозь природу — вовсю и как-нибудь!

Твой домик

И.Д.

Твой домик затерян в уснувшем лесу,
  Где речки капризны извивы.
Утрами ты любишь смотреть на росу—
  На слезы тоскующей ивы.

Мой угол — где улицы, ругань и шум.
  Оградой от них подоконник,
Где роза улыбкой чарует мой ум.
  —Ты — ивы, я — розы поклонник.

Как чудесно хороши вы...

Как чудесно хороши вы,
Южной ночи красоты:
Моря синего заливы,
Лавры, скалы и цветы!

Но мешают мне немножко
Жизнью жить средь этих стран:
Скорпион, сороконожка
И фигуры англичан.

Страницы