Легкие стихи Маяковского

Земля наша обильна

Я езжу
   по южному
        берегу Крыма, —
не Крым,
       а копия
        древнего рая!
Какая фауна,
         флора
           и климат!
Пою,
     восторгаясь
        и озирая.
Огромное
     синее
          Черное море.
Часы
  и дни
     берегами едем,
слезай,
   освежайся,
        ездой умо́рен.
Простите, товарищ,
         купаться негде.
Окурки
   с бутылками
            градом упали —
здесь
     даже
     корове

Итоги

Были
    дни Рождества,
Нового года,
праздников
    и торжества
пива
 и водок…
Был
 яд в четвертях
в доме рабочего.
Рюмки
   в пальцах вертя —
уставали потчевать.
В селах
   лился самогон…
Кто
 его
   не тянет?!
Хлеба
   не один вагон
спили
   крестьяне.
От трудов
    своих
       почив,
занавесившись с опаскою,
выдували
    нэпачи
зашипевшее шампанское.
Свою
  поддерживая стать,
воспоминаньями овеяны,

Мексика — Нью-Йорк

Бежала
    Мексика
        от буферов
горящим,
    сияющим бредом.
И вот
   под мостом
        река или ров,
делящая
    два Ларедо.
Там доблести —
        скачут,
           коня загоня,
в пятак
    попадают
        из кольта,
и скачет конь,
      и брюхо коня
о колкий кактус исколото.
А здесь
      железо —
        не расшатать!
Ни воли,
    ни жизни,
         ни нерва вам!
И сразу
    рябит
       тюрьма решета
вам

Кофта фата

Я сошью себе черные штаны
из бархата голоса моего.
Желтую кофту из трех аршин заката.
По Невскому мира, по лощеным полосам его,
профланирую шагом Дон-Жуана и фата.

Пусть земля кричит, в покое обабившись:
«Ты зеленые весны идешь насиловать!»
Я брошу солнцу, нагло осклабившись:
«На глади асфальта мне хорошо грассировать!»

Не потому ли, что небо голубо́,
а земля мне любовница в этой праздничной чистке,
я дарю вам стихи, веселые, как би-ба-бо,
и острые и нужные, как зубочистки!

Московский Китай

Чжан Цзо-лин
       да У Пей-фу
            да Суй да Фуй —
разбирайся,
     от усилий в мыле!
Натощак
    попробуй
        расшифруй
путаницу
     раскитаенных фамилий!

Служака

Появились
    молодые
превоспитанные люди —
Мопров
   знаки золотые
им
 увенчивают груди.
Парт-комар
    из МКК
не подточит
       парню
       носа:
к сроку
   вписана
         строка
проф—
     и парт—
        и прочих взносов.
Честен он,
    как честен вол.
В место
   в собственное
         вросся
и не видит
    ничего
дальше
   собственного носа.
Коммунизм
       по книге сдав,
перевызубривши «измы»,
он

Польша

Хотя
  по Варшаве
        ходят резво́,
ни шум не услышишь,
         ни спор,
одно звенит:
     офицерский звон
сабель,
   крестов
      и шпор.
Блестят
   позументы и галуны…
(как будто не жизнь,
            а балет!),
и сабля
   ясней молодой луны,
и золото эполет.
Перо у одних,
      у других тюльпан,
чтоб красило
      низкий лоб.
«Я, дескать, вельможный,
           я, дескать, пан,
я, дескать, не смерд,
         не холоп!»
Везде,

Дождемся ли мы жилья хорошего? Товарищи, стройте хорошо и дешево!

Десять лет —
      и Москва и Иваново
и чинились
     и строили наново.
В одном Иванове —
         триста домов!
Из тысяч квартир
        гирлянды дымов.
Лачужная жизнь —
            отошла давно.
На смывах
     октябрьского вала
нам жизнь
     хорошую
            строить дано,
и много рабочих
        в просторы домов
вселились из тесных подвалов.
А рядом с этим
         комики
такие строят домики:
на песке стоит фундамент —
а какая ставочка!

Марш двадцати пяти тысяч

Мы выбили
     белых
       орлов да ворон,
в боях
  по степям пролетали.
На новый
    ржаной
       недосеянный фронт —
сегодня
   вставай, пролетарий.
Довольно
        по-старому
         землю копать
да гнуть
   над сохою
       спини́щи.
Вперед, 25!
    Вперед, 25!
Стальные
    рабочие тыщи.
Не жди,
   голодая,
       кулацких забот,
не жди
   избавления с неба.
Колхоз
   голодуху
      мешками забьет,
мешками

Фабриканты оптимистов

Не то грипп,
не то инфлуэнца.
Температура
     ниже рыб.
Ноги тянет.
     Руки ленятся.
Лежу.
      Единственное видеть мог:
напротив — окошко
         в складке холстика —
«Фотография Теремок,
Т. Мальков и М. Толстиков».
Весь день
    над дверью
         звоночный звяк,
а у окошка
     толпа зевак.
Где ты, осанка?!
        Нарядность, где ты?!
Кто в шинели,
      а кто в салопе.
А на витрине
      одни Гамле́ты,
одни герои драм и опер.

Страницы