Владимир Маяковский стихи

Твердые деньги — твердая почва для смычки крестьянина и рабочего

Каждый знает:
      водопады бумажные
для смычки
      с деревней
            почва неважная.
По нужде
        совзнаками заливала казна.
Колебался,
      трясся
         и падал совзнак.
Ни завод не наладишь,
            ни вспашку весеннюю.
Совзнак —
      что брат
         японскому землетрясению.
Каждой фабрике
         и заводу
лили совзнаки
      в котлы,
             как воду.
Как будто много,
           а на деле —
Раз десять скатились

От усталости

Земля!
Дай исцелую твою лысеющую голову
лохмотьями губ моих в пятнах чужих позолот.
Дымом волос над пожарами глаз из олова
дай обовью я впалые груди болот.
Ты! Нас — двое,
ораненных, загнанных ланями,
вздыбилось ржанье оседланных смертью коней.
Дым из-за дома догонит нас длинными дланями,
мутью озлобив глаза догнивающих в ливнях огней.
Сестра моя!
В богадельнях идущих веков,
может быть, мать мне сыщется;
бросил я ей окровавленный песнями рог.
Квакая, скачет по полю
канава, зеленая сыщица,

Свидетельствую

Вид индейцев таков:
пернат,
      смешон
       и нездешен.
Они
  приезжают
       из первых веков
сквозь лязг
     «Пенсильвэниа Сте́йшен».
Им
  Ку́лиджи
       пару пальцев суют.
Снимают
       их
      голливудцы.
На крыши ведут
       в ресторанный уют.
Под ними,
     гульбу разгудевши свою,
ньюйоркские улицы льются.
Кто их радует?
       чем их злят?
О чем их дума?
       куда их взгляд?
Индейцы думают:
        «Ишь —

Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру

Я пролетарий.
      Объясняться лишне.
Жил,
    как мать произвела, родив.
И вот мне
    квартиру
           дает жилищный,
мой,
 рабочий,
      кооператив.
Во — ширина!
      Высота — во!
Проветрена,
       освещена
         и согрета.
Все хорошо.
       Но больше всего
мне
 понравилось —
           это:
это
 белее лунного света,
удобней,
      чем земля обетованная,
это —
   да что говорить об этом,
это —
   ванная.

Свидетельствую

Вид индейцев таков:
пернат,
      смешон
       и нездешен.
Они
  приезжают
       из первых веков
сквозь лязг
     «Пенсильвэниа Сте́йшен».
Им
  Ку́лиджи
       пару пальцев суют.
Снимают
       их
      голливудцы.
На крыши ведут
       в ресторанный уют.
Под ними,
     гульбу разгудевши свою,
ньюйоркские улицы льются.
Кто их радует?
       чем их злят?
О чем их дума?
       куда их взгляд?
Индейцы думают:
        «Ишь —

Рабочий корреспондент

Пять лет рабочие глотки поют,
века воспоет рабочих любовь —
о том,
    как мерили силы
              в бою —
с Антантой,
         вооруженной до зубов.
Буржуазия зверела.
         Вселенной мощь —
служила одной ей.
Ей —
         танков непробиваемая толщь,
ей —
        миллиарды франков и рублей.
И,
    наконец,
    карандашей,
         перьев леса́
ощетиня в честь ей,
лили
         тысячи буржуазных писак —
деготь на рабочих,
         на буржуев елей.

III Интернационал

Мы идем
революционной лавой.
Над рядами
флаг пожаров ал.
Наш вождь —
миллионноглавый
Третий Интернационал.

  В стены столетий
  воль вал
  бьет Третий
  Интернационал.

Мы идем.
Рядов разливу нет истока.
Волгам красных армий нету устья.
Пояс красных армий,
к западу
с востока
опоясав землю,
полюсами пустим.

  Нации сети.
  Мир мал.
  Ширься, Третий
  Интернационал!

Что такое?

Петр Иваныч,
      что такое?
Он,
 с которым
      не ужиться,
стал
 нежнее, чем левкои,
к подчиненным,
          к сослуживцам.
Целый день
    сидит на месте.
Надо вам
       или не надо,
проходите,
    прите,
       лезьте
сколько влезет —
       без доклада.
Весь
 бумажками окидан,
мыслит,
   выгнувшись дугой.
Скрылась
    к черту
       волокита
от энергии
    такой.
Рвет
 бумажки,
      мигом вызнав.

Лучший стих

Аудитория
     сыплет
        вопросы колючие,
старается озадачить
            в записочном рвении.
—Товарищ Маяковский,
           прочтите
               лучшее
ваше
     стихотворение. —
Какому
   стиху
     отдать честь?
Думаю,
   упершись в стол.
Может быть,
     это им прочесть,
а может,
    прочесть то?
Пока
  перетряхиваю
        стихотворную старь
и нем
  ждет
     зал,
газеты
   «Северный рабочий»

На помощь

Рабочий!
       Проснись,
         вставай
            и пройди
вверх
   и вниз по Цветному.
В тебе
   омерзенье
            и страх родит
этот
   немытый
      омут.
Смотри и слушай:
         прогнивший смех,
взгляд
   голодный и острый.
Идут,
   расфуфырясь
         в собачий мех,
жены, дочки
      и сестры.
Не за червонец даже,
         за грош
эта
      голодная масса
по подворотням
          на грязи рогож
распродает

Страницы