Стабилизация быта

После боев
     и голодных пыток
отрос на животике солидный жирок.
Жирок заливает щелочки быта
и застывает,
     тих и широк.
Люблю Кузнецкий
        (простите грешного!),
потом Петровку,
          потом Столешников;
по ним
   в году
      раз сто или двести я
хожу из «Известий»
           и в «Известия».
С восторга бросив подсолнухи лузгать,
восторженно подняв бровки,
читает работница:
        «Готовые блузки.
Последний крик Петровки».
Не зря и Кузнецкий похож на зарю, —
прижав к замерзшей витрине ноздрю,
две дамы расплылись в стончике:
«Ах, какие фестончики!»
А рядом,
    учли обывателью натуру, —
портрет
    кого-то безусого:
отбирайте гения
        для любого гарнитура, —
все
  от Казина до Брюсова.
В магазинах —
      ноты для широких масс.
Пойте, рабочие и крестьяне,
последний
     сердцещипательный романс
«А сердце-то в партию тянет!»
В окне гражданин,
        устав от ношения
портфелей,
     сложивши папки,
жене,
     приятной во всех отношениях,
выбирает
     «глазки да лапки».
Перед плакатом «Медвежья свадьба»
нэпачка сияет в неге:
—И мне с таким медведем
            поспать бы!
Погрызи меня,
      душка Эггерт. —
Сияющий дом,
      в костюмах,
           в белье, —
радуйся,
    растратчик и мот.
«Ателье
мод».
На фоне голосов стою,
стою
  и философствую.
Свежим ветерочком в республику
               вея,
звездой сияя из мрака,
товарищ Гольцман
         из «Москвошвея»
обещает
    «эпоху фрака».
Но,
  от смокингов и фраков оберегая охотников
(не попался на буржуазную удочку!),
восхваляет
     комсомолец
         товарищ Сотников
толстовку
     и брючки «дудочку».
Фрак
     или рубахи синие?
Неувязка парт- и советской линии.
Меня
      удивляют их слова.
Бьет разнобой в глаза.
Вопрос этот
     надо
        согласовать
и, разумеется,
      увязать.
Предлагаю,
     чтоб эта идейная драка
не длилась бессмысленно далее,
пришивать
     к толстовкам
           фалды от фрака
и носить
    лакированные сандалии.
А чтоб цилиндр заменила кепка,
накрахмаливать кепку крепко.
Грязня сердца
      и масля бумагу,
подминая
     Москву
        под копыта,
волокут
   опять
      колымагу
дореволюционного быта.
Зуди
  издевкой,
      стих хмурый,
вразрез
   с обывательским хором:
в делах
   идеи,
     быта,
        культуры —
поменьше
     довоенных норм!