12 апреля Всемирный День Космонавтики. Стихи.
Всей красотою необыкновенной
Вселенная глядела на тебя,
И ты глядел в лицо Вселенной.
От угольно-холодной черноты,
От млечных вьюг
К людской согретой были,
Советский человек, вернулся ты,
Не поседев от звёздной пыли.
И Родина приветствует тебя,
И человечество стоит и рукоплещет,
И спину непокорную горбя,
Вселенная к тебе склонила плечи.
Дома района были сожжены,
Сады порублены. Среди детей,
Среди мальчишек Гжатского района,
Голодных и бездомных, жил тогда
Гагарин Юра – первоклашка. Мы,
Бойцы, сержанты, офицеры,
Лежавшие в снегу под Гжатском,
Мы точно знали: первый космонавт
Живёт под Гжатском.
Знали: он голодный,
Бездомный мальчик.
Знали: Гитлер лично
Распорядился вбить его в снега,
Загнать под лёд,
Чтоб не глядел на звёзды,
Чтобы не рос, не вырос, не взлетел.
Мы знали – и решили обеспечить
Полёт.
И космонавт взлетел.
Освоили мы тайны всех дорог.
Летит Гагарин. На него украдкой
Глядит скомпрометированный бог.
Я счастлив оттого, что есть орбита,
Что я подвижен и что я кручусь,
Что я земной, друзьями не забытый
И в очереди к счастью нахожусь.
В чём же судьба моя, судьба поэта?
Мне кажется, что я незаменим,
Мне кажется – подписаны планеты
Великолепным росчерком моим.
Мне эта ситуация знакома, –
В теченье долгом трудового дня
Из космоса, как из родного дома,
Товарищ русский смотрит на меня.
Как хороша ты, звёздная дорога!
Летит Гагарин. Он устал чуть-чуть.
И перед ним торжественно и строго
Блестит кремнистый лермонтовский путь.
Наконец-то! Первое свиданье
Не в утопии, не в царстве грёз.
Первый человек и мирозданье
Встретились надолго и всерьёз.
И глядят, глядят они друг другу
В зоркие весёлые глаза –
Там, где только звёзды шли по кругу;
Там, где не гуляла и гроза;
Там, где только мгла и холод волчий,
Только чёрный бархат пустоты, –
Человек и мирозданье молча
Перешли, как равные, на «ты».
Сколько неизвестных и опасных
Перевалов сделано впотьмах!
Сколько честных проб и формул ясных
Прочно отчеканилось в умах!
Как мужали замыслы, как зрели…
Вот оно! Свершилось. Удалось
И для нас двенадцатым апреля
Раннее то утро назвалось.
Наш народ за то вам благодарен
И за то полюбит вас навек,
Юрий Алексеевич Гагарин,
Необыкновенный человек,
Что вы шли в пространство мировое,
Как идут в атаку, в полный рост.
И когда, завидуя и воя,
Скорость звука поджимала хвост;
И когда земное тяготенье
Шло на убыль и сошло на нет
И земля, подёрнутая тенью,
Стала только ближней из планет;
И когда над Африкою утро
Резко вам ударило в глаза
И звучал в кабине вашей утлой
Резкий пеленг: «Взять на тормоза»,
Вы не знали страха и унынья,
По-солдатски подвиг отслужив.
Будет ваше мужество отныне
Эталоном жизни тем, кто жив.
2
Не рекламной написан кистью
В небоскрёбную высоту,
Не сухой привязан корыстью,
На текущем не лёг счету
Подвиг первого космонавта.
Отчего же он удался?
Оттого, что в нём дышит правда,
Сотням глаз открытая вся.
Это правда, прошитая светом
На багряном шелку знамён.
Это правда – вся власть Советам!
Больше нет у неё имён.
Её праведный путь не прерван.
На земле, куда ни взгляни,
Та же правда в шестьдесят первом.
Что и в наши юные дни.
Она рядом с Фиделем Кастро.
Большей ценности в мире нет
Ни у цента, ни у пиастра,
Ни в чеканке других монет.
Вот она в Анголе и в Конго,
Полноводная та река.
Бьётся громче огромного гонга
Сердце чёрного материка.
Ну так бейся же в лад с широким
Полноводьем буйным её,
Никаким не связано сроком,
Человечье сердце моё!
Не сдавай поста, моя старость…
У тебя ещё столько дел,
Столько дней впереди осталось…
Вот и всё, что сказать я хотел.
3
Кто, с одною вольной волей дружен,
Не поверил в чур-чура и небыль?
Кто, космат, и гол, и безоружен,
Молнию вчера похитил с неба?
Кто он, полубог или тиран?
Чья мотыга, чей прядильный стан,
Чей гончарный круг иль горн кузнечный,
Не в потустороннем, только здесь
Славятся добычей бесконечной
Мятежей, гипотез и чудес?
Это мы – в солёных каплях пота,
В чёрной саже, в чернозёме, в глине.
Обжигатели горшков – работа
Грязная для бога и богини,
А любой божественный их жест
Не для наших будней и торжеств.
Стрелы Громовержца и Перуна
Не загнали нас в тартарары.
Мы, Коперник и Джордано Бруно,
Разметали папские костры.
И когда анафемская пропасть
Под напором времени разверзлась –
Отступает старческая робость,
Действует мальчишеская дерзость!
Валится Бастилия. В багрец
Зимний одевается дворец.
Как архангелы трубят плакаты
Революционные азы.
И апрельских тезисов раскаты
Сжаты в политграмоте грозы
Это мы! Смотрите же в глаза нам,
В зоркие опасные сморите!
В нашем первородстве первозданном
Угадайте край на Уолл-стрите.
Но другим мы заняты трудом:
Обживаем завтрашний наш дом.
Вот он! Сквозь галактику, сквозь сонмы
Новых солнц, у космоса в гостях,
Мчится дальше лётчик невесомый
На предельных света скоростях.
1961
в смертельных
передрягах.
И вся надежда
на
космических варягов.
Я слышал,
что они
должны предстать пред нами
в сверкающей брони
и в ореоле знаний.
В особый час
прийти,
в последний миг
примчаться
и шар земной
спасти
от страшного несчастья.
Все сложности Земли
решить
легко и быстро…
Ах, если бы смогли!
Ах, если бы так было!..
Но лики звёзд
мертвы,
там не найдёшь спасенья.
Варягов нет –
увы!..
А Землю,
эту Землю
с её мельканьем дней,
с её разливом вешним
и всем,
что есть на ней,
то – вечным,
то – невечным,
с берёзкой на пути,
полями и лесами, –
обязаны спасти
и защитить
мы сами…
над вечностью склонясь,
большая и цветная,
Земля
глядит на нас,
любя
и проклиная.
Укор –
в глазах озёр,
и грусть –
в безбрежной шири…
А если не спасём,
зачем тогда
мы жили?
зловеще черная,
На тяжких стапелях привстав,
Ракета вздрогнет,
обречённая…
Но всё произойдёт
не так.
А будет полная торжественность,
И вера твёрдая в успех,
И откровенная тождественность
Себя в душе
с собой для всех.
Не огорчаемый помехами,
Он встанет, величав и прост,
И улыбнётся: «Ну, поехали!»
И долетит
до синих звёзд.
…Но вот минуют годы, годы, годы…
От горизонта
пронесётся гром.
И он – седой, орлиноглазый, гордый –
Сойдёт
на позабытый космодром.
Он выслушает праздничные речи,
Лицо в земные окунёт цветы.
И выйдет из толпы
ему навстречу
Не жалкое подобие святых,
Не призрак, постаревший и нелепый,
Боготворящий вечные посты,
А женщина
во всём великолепье
Цветущей материнской
красоты.
И юноша, застенчивый и дерзкий,
Горячий лоб
прижмёт к его плечу.
И скажет:
«О тебе я знаю с детства».
И скажет:
«Завтра к звёздам
я
лечу».
Чтоб осознать всё богатство события,
Надо в пилоте представить с е б я:
Это ты,
читатель,
из ритма обычая
Вырвался, пламенем всех ослепя;
Это ты, экономя в скафандре дыхание,
Звёзды вокруг ощущаешь, как вещи,
Это ты, это ты раздвинул заранее
Грани психики человечьей;
Ты – утратив чувство весомости,
Ангелом над телефоном паришь,
Ты – в состоянии нервной весёлости
Рядом приметил Гжатск и Париж…
И хоть бинокль высокого качества
Видит Землю во все люнеты,
Это тебе Земля уже кажется
Эллипсоидом дальней планеты,
А ты во Вселенной – один-
единственный,
Ты уже не Юрий – комета сама,
И пред тобой раскрываются истины
Такие, что можно сойти с ума!
Но ты не искринкой махнул
во Вселенную,
Тебя не осколком несло сквозь небо,
Луну ты можешь назвать Селеною –
И это совсем не будет нелепо:
От древнего Стикса до нашей Москвы-реки,
Вся устремившись в этот полёт,
Культура
всей человеческой
лирики
В дикости космоса
гордо плывёт.
И сколько бы звёзды тебя не мытарили,
Земляк ты наш перед целым светом,
«З е м л я» - твоя марка на инструментарии,
Но не ищи ты абстракции в этом:
С собою ты взял аппаратурою
Не только приборы своей страны,
Но и в мешочке землицу бурую –
Русскую пашню, весенние сны…
Высоко над радугой полушария
Ты в черноте изучаешь Солнце,
Ты отмечаешь линию бария,
Цифру вносишь в рубрику – «стронций».
Но милый светец избы на Смоленщине,
Но этажерка любимых книг,
Но брови той удивительной женщины,
Что пальцы ломает в этот миг,
Но дочки твоей шоколадная родинка,
Мать, породившая чудо-сынища –
Это родная земля, это Родина,
Этого ты и на Солнце не сыщешь!
Что может значить мирок этот маленький,
В стихиях стихий лилипутный уют?
Сквозь хладный Хаос
теплинки-проталинки
В ладонях душу твою берегут.
А в этой душе – города и селения,
Мир и любовь,
Октябрь и семья,
Чего и во сне не видит Вселенная…
Дорогу, космос: летит Земля!
Мохнатый снег и зимний лед,
Детишек на салазках узких,
Дворняжку Жучку у ворот
И то крыльцо, тот домик тихий
И тот, на ветхих лапах, стол,
Где время плавилось, как в тигле,
И космос на сближенье шел.
Еще аэроплан похожим
В те времена глухие был
На птеродактиля без кожи,
На этажерку с парой крыл,
А калужанин крутолобый,
Задув в семилинейке свет,
Сквозь древний потолок Европы
Уже летел в семью планет,
Уже, забыв судьбы обиды,
Под колдовской напев зимы
Рассчитывал всю ночь орбиты,
Чтоб в небе не блуждали мы.
И, слыша грохот реактивный,
Метеоритный свист ракет,
Я вижу дом неприхотливый,
Семилинейки сонный свет,
Бумаги, абажура тени,
Весь домик тот, весь город тот,
Откуда начал русский гений
Свой ослепительный полет.
очень прошу, –
не надо…
Но в общем-то
вы – обычны,
спутницы
космонавтов.
И согласитесь сами –
можно найти похожих
улыбкой или глазами,
причёской или походкой…
Было судьбе угодно
однажды
в разгаре мая
крикнуть хмельное:
«Горько!!»
над свадебными
дымами.
Думали –
за незнатных,
не гуляк,
не монахов.
Вышли
за лейтенантов…
Вышло:
за космонавтов.
Сутки тянутся долго.
В сутках
разлита мука.
Вечная бабья доля:
ждать
возвращения мужа.
С шахты
или завода,
с поезда
или с моря.
Всматриваться до звона
в это кино немое…
Только у вас –
иное.
Похоже,
а всё ж – иное.
Слишком уж
неземное
радио над страною!
Бьёт планета в литавры!..
Вам это слышать
странно.
«Как они там летают!..»
«Скоро ли им обратно!..»
Девочки,
женщины,
жёны, –
пальцы ломая нервно,
смотрите опустошённо
в очень далёкое
небо.
Входят в окно потёмки
медленными
шагами…
Дошлые
репортёры
вспышками замигали!
Как бы вы ни просили,
как бы ни возражали,
выйдут
ваши слезинки
тысячными
тиражами…
Нет, мгновений таких нельзя забыть,
Не забудем.
Шаг колонн обрывался,
Когда он стоял на трибуне.
Только шапки летели в воздух,
И призывы гремели и зовы.
Вся Россия услышала их
Из раздолий своих бирюзовых.
И увидела вдруг, как стоял, молодой и красивый,
Он, пришедший с Алтая, от русских берёз,
И ему вся Земля говорила: «Спасибо!»,
Потому что он поднял её до звёзд!
Он увидел её в голубом ореоле,
В лентах рек засинённых, в зелёной косынке лесов,
С той великою долей, с той вселенскою долей,
Чей до сердца дошёл повелительный зов.
С ним он ринулся в бездну
И промчался над бездной.
И дорогу до звёзд проложил, прометал.
Как назвать нам его?
Называю – железным,
Потому что железо – самый лучший металл!..
Обычные «Последние известия»…
А он уже летит через созвездия,
Земля проснется с именем его.
«Широка страна моя родная…»
Знакомый голос первых позывных,
Мы наши сводки начинали с них,
И я недаром это вспоминаю.
Не попросив подмоги ни у кого,
Сама восстав из пепла войн и праха,
Моя страна, не знающая страха,
Шлет ныне в космос сына своего.
Мы помним все. Ничто не позабыто.
Но мы за мир. Всерьез! Для всех! Навек!
И, выведен на мирную орбиту,
С природой в бой идет наш человек.
Волненье бьет, как молоток, по нервам.
Не каждому такое по плечу:
Встать и пойти в атаку самым первым!
Искать других сравнений не хочу.
Мне нравится,
как он сказал:
«Поехали!..»
(Лихой ямщик.
Солома в бороде.)
Пошло по свету отзвуками,
эхами,
рассказами,
кругами по воде…
…И Главного конструктора знобило.
И космодром был
напряжённо пуст.
«Поехали!» –
такое – слово было.
Но перед этим прозвучало:
«Пуск!!»
…И сердце билось не внутри,
а возле.
И было незнакомо и смешно.
А он ремень поправил,
будто вожжи,
и про себя губами чмокнул:
«Но-о-о!..»
И широко,
размашисто,
стотонно,
надежд не оставляя на потом,
с оттяжкой
по умытому бетону
вдруг стегануло
огненным кнутом!
И грохнул рёв!
И забурлила ярость!
Закрыла небо
дымная стена…
Земля вогнулась чуть
и,
распрямляясь,
ракету подтолкнула.
А она
во власти
неожиданного бунта,
божественному куполу под стать,
так отрывалась от земли,
как будто
раздумывала:
стоит ли
взлетать?..
И всё-таки она решила:
«Надо!..»
Запарена, по-бабьи – тяжела,
сейчас
она
рожала
космонавта!
Единственного.
Первого…
Пошла!
Пошла, родная!..
…Дальше было просто.
Работа.
И не более того.
Он медлил,
отвечая на вопросы,
не думая,
что все слова его
войдут в века,
подхватятся поэтами,
забронзовев,
надоедят глазам…
Мне нравится,
как он сказал:
«Поехали!..»
А главное:
он сделал,
как сказал!
в космосе,
человек –
в космосе!
Звездолёт
вырвался
с неземной скоростью.
У него
в корпусе
каждый винт в целости.
Человек
в космосе –
это Пик Смелости!
Не за звон
золота,
а за мир истинный -
в пустоту
холода
он глядит пристально.
Он глядит
молодо –
человек в космосе,
светит
Серп с Молотом
на его компасе.
Больше нет
робости
перед тьмой вечною,
больше нет
пропасти
за тропой Млечною.
Наверху –
ждут ещё:
мир планет светится,
скоро им
в будущем
человек встретится!
Из сопла
проблески
в свет слились
полностью.
Как желты
тропики!
Как белы
полюсы!
Океан вылужен
чешуей
синею,
а Кавказ
выложен
вековым инеем.
Человек в космосе –
это смерть
косности,
это жизнь –
каждому
с молодой жаждою!
Это путь
радугой
в голубой области!
Это мир
надолго
на земном глобусе.
Это жизнь
в будущем,
где нам велено.
Это взгляд
юноши
из страны Ленина.
Всех сердец
сверенность –
на его компасе.
Это –
наш первенец,
человек в космосе!
1961
Планет, что снегу, намело.
На космонавта смотрит Ленин
С портрета дружески светло.
В глазах спокойное вниманье,
И утвержденье,
И вопрос,
И дорогое пониманье,
Насколько этот путь непрост!
Враги нам гибелью грозили
И нашей гибелью клялись.
Легко ли лапотной России
Взбираться было в эту высь!
Легко ль,
Прорвавшись в эти дали,
Где смерть и вечность
В двух шагах,
Пространств и времени скрижали
В своих удерживать руках?!
Завидной чести удостоен,
Ведёт корабль среди планет
Великий труженик, и воин,
И революции полпред.
На космонавта смотрит Ленин
С портрета дружески светло.
В глухой провинции Вселенной
Планет, что снегу, намело.
в лучах победы Вашей
Этот факт…
А дело было так:
Мы купили с дочерью Наташей
Жаворонков, скромных певчих птах.
Дали хлеба милой певчей паре,
Продержали дома с полчаса
И во имя Вас, майор Гагарин,
Отпустили –
прямо в небеса.
Вот и всё.
Но кажется Наташе,
Что за шумным городом Москвой
Обитают жаворонки наши
И владеют ширью полевой.
Вы-то их разыщете едва ли,
Но когда посмотрите в зенит,
Слушайте и верьте,
что над Вами,
Их земная музыка звенит.
на грани неба и земли.
И вот – в невиданной оснастке
уходят к звёздам корабли.
Ещё восторг предположенья
не ставит слишком дальних вех,
но в космосе открыл движенье
советский смелый человек.
И все народы рукоплещут,
и люди все восхищены –
открылись души им и вещи
с какой-то новой стороны.
1961