И снова, и снова корабль на орбите! Стихи ко дню Космонавтики 12 апреля.
Смотрите, звездой промелькнул он.
Смотрите!..
И ждём мы всё новых и новых событий –
Великих отплытий, великих открытий.
Конечно, не каждому выпадет счастье
В глубины Вселенной уйти на заданье
Но будет ли в этом и наше участье?
И в чём?
Неужели в одном ожиданье?
Мне видятся тысячи глаз огорчённых,
Блуждающих где-то в космических далях…
Постойте!
А в дерзких расчётах?
А в точно сработанных микродеталях?
А в песнях, которые, радуя души,
Ещё и напишете вы, и споёте?..
Ведь песни Гагарин и в космосе слушал,
А Павел Попович и пел их в полёте!
1965
Всё равно, родная, это ты.
Под прозрачным шлемом марсианки
Узнаю знакомые черты.
Из времён войны, из Далека
Ты вернулась, наша запевала, –
Та, что пулемётом прикрывала
Отступленье нашего полка.
Но у чуда нет земной прописки,
Не воскреснут павшие в бою:
На солдатском строгом обелиске
Я прочла фамилию твою…
Это так. И всё же ты воскресла,
В облике ином вернулась ты:
Космонавта сказочное кресло,
Под скафандром светлые черты.
Ты была военною сестрою,
Ты теперь – небесная сестра.
Валентина, помаши рукою
Фронтовым подругам у костра.
Помаши рукою через годы,
Протяни им руки через смерть –
Это девушки твоей породы,
Им бы тоже к звёздам полететь...
1963
…Мать идёт – посторонись, народ:
Сын вернулся, да ещё откуда –
Из самих космических широт!
Это он ворвался в наше завтра,
Что самой фантастике под стать…
Первого на свете космонавта
Обнимает и целует мать.
И с такой же материнской силой,
Радость всенародную деля,
Обнимает сына вся Россия,
Рукоплещет сыну вся Земля!
1961
да ясноглазые,
Неизвестные,
Незаметные…
Их фамилии не указаны
Ни молвой,
Ни строкой газетною.
От чужого глаза хранимые,
Строго
там, где надо, учтённые.
А зовут их просто
по имени –
Лаборантки,
Друзья,
Учёные.
Но однажды
в огромном мире
Через все города и страны
Называет Москва
фамилию
Чётким голосом Левитана.
Ладно скроенный,
Крепко сшитый,
Славой целой Земли подарен,
Прямо с неба
к друзьям спешит он –
Всё такой же
весёлый парень.
Всё такой же
Невозмутимый.
И опять лаборанткам хочется
Называть его так,
по имени,
Но, смутясь,
добавляют отчество.
И торопят его с рассказами…
А кругом,
пока неизвестные,
Молодые
Да ясноглазые
Наши
русские
парни чудесные.
1962
тянулись тучи по небу понуро,
а сокол рвался с пальца в небосвод,
и с ним взлетало сердце Байконура.
…Конструкций металлических ракет,
космических венцов архитектура.
Облитый солнцем, в мареве встает
над степью гордый контур Байконура.
Стремились люди вырваться давно
туда, туда, где солнце зажжено
и толщу тьмы просверливает буром.
За полосу невидимых границ
Земля нас выпускает, словно птиц,
с исчерченной ладони Байконура.
1960-е
отбросив тяготенья груз,
сперва покажется нам странной
потеря многих наших чувств.
Исчезнет столько предрассудков,
рождённых разумом земным!
Ведь, шутка ли, исчезнут сутки,
а с ними – суточный режим.
Исчезнут чувство горизонта,
власть горизонта над людьми,
и станет ощущенье Солнца
сродни волнению любви.
И, где-то меж созвездий рея,
не зная, где тут верх, где низ,
мы ощутим, что даже время
сместилось со своих границ.
Но в этой небывалой жизни
забудем горечь всех потерь,
когда в иллюминатор брызнет
сиянье млечных пропастей.
И будет радостно расстаться
с привычками земных существ
за упоение пространством,
за этот бесконечный блеск!
1962
а во многом уже поразвеялась тьма,
и уже мы на многое смотрим иначе,
и наука свои дополняет тома.
Проникает Земля (пусть ей светит удача!)
в мудрый космос (он полон огня и ума!)
и становится с каждой победой сама
необъятней и ярче, сильней и богаче.
Ковш Медведицы – что экскаватора ковш,
он снести может горы до самых подошв,
на другой материк занести Гималаи…
Как бы ни были звёзды от нас далеки,
но их сила вливается в мышцы руки,
человечеству звёзды расти помогают!
1960-е
в этот мир бесконечных миров,
и пойми, что сердиться нелепо
на судьбу, пропитанье и кров,
ведь и звёзды Вселенной прекрасной,
гордый путь в мирозданье торя,
где-то падают, где-то не гаснут,
где-то просто висят, не горя…
Разберёт не каждый,
Не такой простой он,
Звёздный путь,
То, что там написано
Однажды,
Никаким пером не зачеркнуть.
Пусть звенит над нами
И грохочет
Будней
Беспощадная труба,
Мы живём в молчанье этой ночи,
Где стихи, и звёзды, и – судьба!
Он обозреть одновременно мог,
Когда глядел он потрясённым взором
И совершал стремительный виток, –
Не только точной оптикой на плёнке
Он закрепил всесветный окоём:
Художник проницательный и тонкий
На тех высотах пробудился в нём.
Когда в голубоватом ореоле
Планета, убедительно кругла,
Таинственно светясь на чёрном поле,
Затмив созвездья яркие, плыла, –
Он вместе с нею беспредельно вырос
И, заполняя вахтенный журнал,
В себя вобрал всё многоцветье мира
И кисть в земные краски окунал.
И стали в ту минуту достижимы
Для мастера все дали, все дела.
Сама Земля холстом ему служила,
Вселенная подрамником была.
1961
Любви неугасимый свет.
И на столе у космонавта
Стоит Есенина портрет.
На подвиг право заработав,
Он чует звёздный зов вдали.
А в небе, кроме всех расчётов,
Нужна поэзия Земли.
И хлебороб у мира на виду
Вновь растирает колос на ладони,
И звёзды яблок светятся в саду.
И снова, полон силы дерзновенной
И беспредельным мужеством богат,
Вслед за тремя Колумбами Вселенной
Сейчас летит четвёртый звёздный брат.
Так утверждаем счастье мы, земляне.
Налился колос в солнечном тепле,
Пылит полынь и маки на поляне
Светлей, чем угли в стынущей золе…
Как стало людно в звёздном океане!
Как стало звёздно людям на Земле!
1962
Ступив на трап,
Впервые ты поймёшь,
Как дороги тебе
Раскаты грома,
Снега гречих
И молодая рожь.
Ты вспомнишь
Тёплых дождиков накрапы
И мокрый луг,
Где ты косил с отцом,
И трап
Уже покажется не трапом,
А деревенским
Стёсанным крыльцом.
Потом…
Потом ты скажешь: «До свиданья!»
И под ракетой
Встанет яркий дым.
Нахлынувшие вдруг воспоминанья
Уступят место формулам сухим.
Но кто сказал,
Что формулы – сухие?
Они к тебе издалека пришли:
В них синь озёр
И даль твоей России,
В них все цвета и запахи Земли.
Постой!
Ещё не поздно отказаться.
Земля, Земля, не отпускай его!
Он должен жить,
Губами трав касаться,
Водою умываться ключевой,
Встречать свои закаты и рассветы…
Но манит,
Манит дальняя звезда,
И глухи стены огненной ракеты.
Когда мы снова встретимся,
Когда?..
Ты самой яркой искрою
Промчишься
В безветренной и бесконечной мгле
И всё-таки на землю
Возвратишься,
Чтоб плакать над стихами
О Земле.
Услышал вдруг над головой,
Как юный ангел в шлемофоне
Летит над грешною Землёй.
И с просветлённостью во взорах –
Ты, суета сует, замри! –
Мы ловим крыльев мягкий шорох
Во всех приёмниках Земли.
И примеряется завистник,
Поверив в новую звезду,
И даже женоненавистник
Меняет взгляды на ходу.
За нами в космосе открытье.
Мужчинам слава! Но притом,
Как в холостяцком общежитье,
Уюта не хватало в нём.
Подобьем огненного клина
На тысячи вселенских миль
Взлетела наша Валентина,
Взметнув космическую пыль.
Летит у космоса в объятьях
И с нами говорит порой
Среди пяти небесных братьев
Как бы единственной сестрой.
А мы, страны твоей поэты,
Прозрев грядущий ореол,
Гораздо раньше, чем ракета,
Мы возносили женский пол.
С улыбкою из дали дальней,
Сквозь годы бед и нищеты
Сам Пушкин пел первоначально
Твои небесные черты…
1963
Вращая ложечкой лимон,
Я вздрогну,
втайне ощущая
Мир вечности, полёт времён.
И чую, где-то по орбитам
Мы в беспредельности летим.
О, если бы воспарить над бытом,
Подняться бы,
восстать над ним!
И выйти на вселенский стрежень,
И в беспредельности кружить,
Где в воздухе, что так разрежен,
Нельзя дышать,
но можно жить.
1962
Под Ельней, Вязьмой иль самой Москвой
Впервые новичкам из пополненья
Давали старт на вылет боевой, –
Прости меня, разведчик мирозданья,
Чьим подвигом в веках отмечен век, –
Там тоже, отправляясь на заданье,
В свой космос хлопцы делали разбег.
И пусть они взлетали не в ракете,
И не сравнить с твоею высоту,
Но и в свом фанерном драндулете
За ту же вырывалися черту.
За ту черту земного притяженья,
Что ведает солдат перед броском,
За грань того особого мгновенья,
Что жизнь и смерть вмещает целиком.
И может быть, не меньшею отвагой
Бывали их сердца наделены,
Хоть ни оркестров, ни цветов, ни флагов
Не стоил подвиг в будний день войны.
Но не затем той памяти кровавой
Я нынче вновь разматываю нить,
Чтоб долею твоей всемирной славы
И тех героев как бы оделить.
Они горды, они своей причастны
Особой славе, принятой в бою,
И той одной, суровой и безгласной,
Не променяли б даже на твою.
Но кровь одна, и вы – родные братья,
И не в долгу у старших младший брат.
Я лишь к тому, что всей своею статью
Ты так похож на тех моих ребят.
И выправкой, и складкой губ, и взглядом,
И этой прядкой на вспотевшем лбу…
Как будто миру – со своею рядом –
Их молодость представил и судьбу.
Так сохранилась ясной и нетленной,
Так отразилась в доблести твоей
И доблесть тех, чей день погас бесценный
Во имя наших и грядущих дней.
1961
опять корабль взмывает в высоту,
и гений наш ни на одну минуту
глаз не смыкает на его борту.
И в электронных мачтах – ветер странствий,
которым грезит издавна Земля.
Одной волною время и пространство
слегка колышут корпус корабля.
В иных моря мы якорь бросим скоро,
каналы Марса не уйдут от взора,
к Венере путь проложим сквозь туман.
Мы со своей мечтою дерзновенной
отныне корабельщики Вселенной.
Вселенная – открытый океан!
1960-е
Как он пронёсся по людским сердцам.
Казалось, мир невольно стал добрее,
Своей победой потрясённый сам.
Какой гремел он музыкой вселенской,
Тот праздник, в пёстром пламени знамён,
Когда безвестный сын земли смоленской
Землёй-планетой был усыновлён.
Жилец Земли, геройский этот малый
В космической посудине своей
По круговой, вовеки небывалой,
В пучинах неба вымахнул над ней…
В тот день она как будто меньше стала,
Но стала людям, может быть, родней.
Ах, этот день, невольно или вольно
Рождавший мысль, что за чертой такой –
На маленькой Земле – зачем же войны,
Зачем же всё, что терпит род людской?
Ты знал ли сам, из той глухой Вселенной
Земных своих достигнув берегов,
Какую весть, какой залог бесценный
Доставил нам из будущих веков?
Почуял ли в том праздничном угаре,
Что, сын земли, ты у неё в гостях,
Что ты тот самый, но другой Гагарин,
Чьё имя у потомков на устах?
Нет, не родня российской громкой знати,
При княжеской фамилии своей,
Родился он в простой крестьянской хате
И. может, не слыхал про тех князей.
Фамилия – ни в честь она, ни в почесть,
И при любой – обычная судьба:
Подрос в семье, отбегал хлеботочец,
А там и время на свои хлеба.
А там и самому ходить в кормильцах,
И не гадали ни отец, и мать,
Что те князья у них в однофамильцах
За честь почтут хотя бы состоять;
Что сын родной, безгласных зон разведчик,
Там, на переднем космоса краю,
Всемирной славой, первенством навечным
Сам озаглавит молодость свою.
И неизменен жребий величавый,
На нём горит печать грядущих дней,
Что может смерть с такой поделать славой? –
Такая даже неподсудна ей.
Она не блекнет за последней гранью,
Та слава, что на жизненном пути
Не меньшее, чем подвиг, испытанье, –
Дай бог ещё его перенести.
Всё так, всё так. Но где во мгле забвенной
Вдруг канул ты, нам не подав вестей,
Не тот, венчанный славою нетленной,
А просто человек среди людей;
Тот свойский парень, озорной и милый,
Лихой и дельный, с сердцем нескупым,
Кого ещё до всякой славы было
За что любить, – недаром был любим.
Ни полуслова, ни рукопожатья,
Ни глаз его с бедовым огоньком
Под сдвинутым чуть набок козырьком…
Ах этот день с апрельской благодатью!
Цветёт ветла в кустах над речкой Гжатью,
Где он мальчонкой лазал босиком.
1968
изнемогая от потерь,
что в звёздные просторы воли
ведёт распахнутая дверь,
а там, заждавшаяся встречи,
тебя затянет тишина,
зажжёт звенящих пальцев свечи
захолодалая луна.
Ты захохочешь от веселья,
не замечая, как вдали
взметнули чёрным дымом крылья
неведомые корабли.
Путёвка в космос чудится давно.
Они ночами на алмазы неба
Глядят, дыханьем отогрев окно.
Я с ними вместе жил в палатках тесных
И на прицепах резал степь во мгле,
Их жизнь мне стала самой звучной песней
На беспокойной и родной земле.
У них у сердца красная путёвка.
Крылатый подвиг – вот её цена!
Лететь на Марс – а где же подготовка?
Есть подготовка! Братск и целина!
Пришёл приказ – для жизни, а не смерти.
В свой первый путь корабль рванулся ввысь!
Товарищи учёные, поверьте:
Без этих хлопцев вам не обойтись!
1961