Небольшие известные стихотворение поэта Михаила Кузмина.
Деревья были подстрижены,
Бабочки сумеречные летали.
Слова все менее ясные,
Слова все более страстные
Губы запекшиеся шептали.
"Хотите знать Вы, люблю ли я,
Люблю ли, бесценная Юлия?
Сердцем давно Вы это узнали",
- Цветок я видел палевый
У той, с кем танцевали Вы,
Слепы к другим дамам в той же зале.
"Клянусь семейною древностью,
Что Вы обмануты ревностью -
Вас лишь люблю, забыв об Аманде!"
Легко сердце прелестницы,
Отлоги ступени лестницы -
К той же ведут они их веранде.
Но чьи там вздохи задушены?
Но кем их речи подслушаны?
Кто там выходит из-за боскета?
Муж Юлии то обманутый,
В жилет атласный затянутый -
Стекла блеснули его лорнета.
Трава, весна, безоблачное небо...
И милый взгляд напоминает вновь
О том, что мне нужней воды и хлеба.
Немного нежности... Часы летят...
Вход запрещён порывам и угарам.
И музыканты еле веселят
Прилично-стареньким репертуаром.
По правилам благословенный день:
Влюблённость, выставка и завтрак с Вами,
Но всё мне кажется, что я лишь тень
Ловлю ненастоящими руками.
И эта призрачность и зыбкий сон
Мне дороги, как луг пушистый пчёлам.
А может быть, я слишком приучён
Проигрывать игру с лицом весёлым.
Что жил я в великой Александрии,
Что меня называли Евлогий,
Катался по зеленому морю,
Когда небо закатом пламенело?
Смотрелся в серые очи,
Что милее мне были
Таис, Клеопатр и Антиноев?
По утрам ходил в палестру
И вечером возвращался в свой дом с садами,
В тенистое и тихое предместье?
И слышался лай собак издалека?
Что ходил я в темные кварталы,
Закрывши лицо каракаллой,
Где слышалось пенье и пьяные крики
И пахло чесноком и рыбой?
Что смотрел я усталыми глазами,
Как танцовщица пляшет "осу",
И пил вино из глиняного кубка,
И возвращался домой одиноким?
Не во сне ли тебя я встретил,
Твои глаза мое сердце пронзили
И пленником повлекли за собою?
Не во сне ль я день и ночь тоскую,
Пламенею горестным восторгом,
Смотря на вечерние зори,
Горько плачу о зеленом море
И возвращаюсь домой одинокий?
Столькими другими устами,
Вы пронзаете стрелами горькими,
Горькими стрелами, стами.
Расцветете улыбками бойкими
Светлыми весенними кустами,
Будто ласка перстами легкими,
Легкими милыми перстами.
Пилигрим, разбойник ли дерзостный -
Каждый поцелуй к вам доходит.
Антиной, Ферсит ли мерзостный -
Каждый свое счастье находит.
Поцелуй, что к вам прикасается,
Крепкою печатью ложится,
Кто устам любимым причащается
С прошлыми со всеми роднится.
Взгляд мольбы, на иконе оставленный,
Крепкими цепями там ляжет:
Древний лик, мольбами прославленный,
Цепью той молящихся вяжет.
Так идешь местами ты скользкими,
Скользкими, святыми местами.—
Ах, уста целованные столькими,
Столькими другими устами.
Склонился я к заре зеленоватой,
Слежу узор едва заметной зыби,—
Лунатик золотеющих озер!
Как кровь сочится под целебной ватой,
Яснеет отрок на гранитной глыбе,
И мглой истомною в медвяном лете
Пророчески подернут сизый взор.
Живи, Недвижный! затрепещут веки,
К ладоням нежным жадно припадаю,
Томление любви неутолимой
Небесный спутник мой да утолит.
Не вспоминаю я и не гадаю,—
Полет мгновений, легкий и любимый,
Вдруг останавливаешь ты навеки
Роскошеством юнеющих ланит.
В волнах тумана сребристых задумчиво тая.
Бледное солнце смотрело на берег печальный,
Сосны и ели дремотно стояли, мечтая.
Белые гряды песку лежат молчаливо,
Белые воды сливаются с белым туманом,
Лодка тонет в тумане, качаясь сонливо, —
Кажется лодка, и воды, и небо — обманом.
Солнца сиянье окутано нежностью пара,
Сосны и ели обвеяны бледностью света,
Солнце далеко от пышного летнего жара,
Сосны и ели далеки от жаркого лета.
О золотом птицелове,
О пернатой стреле из трости,
О томной загробной роще.
Каждый кусочек тела,
Каждая капля крови,
Каждая крошка кости —
Милей, чем святые мощи!
Пусть я всегда проклинаем,
Кляните, люди, кляните,
Тушите костер кострами,—
Льду не сковать водопада.
Ведь мы ничего не знаем,
Как тянутся эти нити
Из сердца к сердцу сами...
Не знаем, и знать не надо!
Стоит и не отходит прочь:
Окно закрыто плотной ставней,
За ставней - стынущая ночь.
Трещат углы, тепла лежанка,
Вдали пролает сонный пес...
Я встал сегодня спозаранку
И мирно мирный день пронес.
Беззлобный день так свято долог!
Всё - кроткий блеск, и снег, и ширь!
Читать тут можно только Пролог
Или Давыдову Псалтирь.
И зной печной в каморке белой,
И звон ночной издалека,
И при лампаде на горелой
Такая белая рука!
Размаривает и покоит,
Любовь цветет проста, пышна,
А вьюга в поле люто воет,
Вьюны сажая у окна.
Занесена пургой пушистой,
Живи, любовь, не умирай!
Настал для нас огнисто-льдистый,
Морозно-жаркий, русский рай!
Ах, только б снег, да взор любимый,
Да краски нежные икон!
Желанный, неискоренимый,
Души моей давнишний сон!
Шабли во льду, поджаренную булку
И вишен спелых сладостный агат?
Далек закат, и в море слышен гулко
Плеск тел, чей жар прохладе влаги рад.
Твой нежный взор, лукавый и манящий,-
Как милый вздор комедии звенящей
Иль Мариво капризное перо.
Твой нос Пьерро и губ разрез пьянящий
Мне кружит ум, как "Свадьба Фигаро".
Дух мелочей, прелестных и воздушных,
Любви ночей, то нежащих, то душных,
Веселой легкости бездумного житья!
Ах, верен я, далек чудес послушных,
Твоим цветам, веселая земля!
Пестрых тканей переливы,
Небывалость знойных поз...
То бесстыдны, то стыдливы,
Поцелуев все отливы,
Сладкий запах белых роз...
Замиранье, обниманье,
Рук змеистых завиванье
И искусный трепет ног...
И искусное лобзанье,
Легкость близкого свиданья
И прощанье чрез порог.
Гуси прощайте, прощайте!
Осень пройдет, зиму прозимуем,
К лету опять прилетайте!
Гуси, летите в низовые страны,
К теплому морю летите,
Стая за стаей вытянитесь, гуси,
С криком в багровой заре,
Да ведь от холода только уйдешь-то
А от тоски никуда.
Небо стемнело, заря побледнела,
В луже звезда отразилась;
Ветер стихает, ночь наступает,
Гуси всё тянутся с криком.
Но он особенно живёт!
Благоговейно и блаженно
Вкушаем вечной жизни мёд.
Пленительны и полнозвучны,
Текут родимые слова...
Как наши выдумки докучны,
И новизна как не нова!
Но в совершенства хладный камень
Его черты нельзя замкнуть:
Бежит, горя, летучий пламень,
Взволнованно вздымая грудь.
Он - жрец и он весёлый малый,
Пророк и страстный человек,
Но в смене чувства небывалой
К одной черте направлен бег.
Москва и лик Петра победный,
Деревня, Моцарт и Жуан,
И мрачный Германн, Всадник Медный,
И наше солнце, наш туман!
Романтик, классик, старый, новый?
Он - Пушкин, и бессмертен он!
К чему же школьные оковы
Тому, кто сам себе закон?
Из стран, откуда нет возврата,
Через года он бросил мост;
И если в нём признаем брата,
Он не обидится: он прост,
И он живой. Живая шутка
Живит арапские уста,
И смех, и звон, и прибаутка
Влекут в бывалые места.
Так полон голос милой жизни,
Такою прелестью живим,
Что слышим мы в печальной тризне
Дыханье светлых именин.
Но силы спящих тихо прибывают,
И золочёный, бледный небосклон
Зари вуали розой закрывают.
В мечтах такие вечера бывают,
Когда не знаешь, спишь или спишь,
И каплют медленно алмазы с крыш.
Смотря на солнца киноварный знак,
Душою умиляешься убогой.
О, в этой белой из белейших рак
Уснуть, не волноваться бы тревогой!
Почили... Путник, речью нас не трогай!
Никто не скажет, жив ли я, не жив, -
Так убедителен тот сон и лжив.
Целительный пушится лёгкий снег
И, кровью нежною горя, алеет,
Но для побед, для новых, лучших нег
Проснуться сердце медлит и не смеет:
Так терпеливо летом яблок спеет,
Пока багрянцем август не махнёт, -
И зрелый плод на землю упадёт.
Ты беспрепятственно глядишь,
Как будто фокусника трюки,
Что из цилиндра тянет мышь.
Тебе милей была бы урна,
Руины, жалостный пейзаж!
А мы устроились недурно,
Забравшись за чужой багаж!
Всё спит; попахивает дёгтем,
Мочалой прелой от рогож...
И вдруг, как у Рэнбо, под ногтем
Торжественная щёлкнет вошь.
И нам тепло, и не темно нам,
Уютно. Качки - нет следа.
По фантастическим законам
Не вспоминается еда...
Сосед храпит. Луна свободно
Его ласкает как угодно,
И сладострастна и чиста,
Во всевозможные места.
Я не ревнив к такому горю:
Ведь стоит руку протянуть, -
И я с луной легко поспорю
На деле, а не как-нибудь!
Вдруг... Как?.. смотрю, смотрю... черты
Чужие вовсе... Разве ты
Таким и был? И нос, и рот..
Он у того совсем не тот.
Зачем же голод, трюм и море,
Зубов нечищенных оскал?
Ужели злых фантасмагорий,
Луна, игрушкою я стал?
Но так доверчиво дыханье,
И грудь худая так тепла,
Что в тёмном, горестном лобзаньи
Я забываю всё дотла.
Утром под окном моим пропела:
«Что не бьёшься, сердце, как бывало?
Или ты во сне окаменело?
Боже упаси, не стало ль старо,
Заморожено ль какой кручиной?
Тут из печки не достанешь жара,
Теплой не согреешься овчиной».
Пташка милая, я застываю,
Погибаю в пагубной дремоте,
Глаз своих давно не открываю,
Ни костей не чувствую, ни плоти.
Лишь глубоко уголёчек тлеет,
В сердце тлеет уголёчек малый.
Слышу я сквозь сон: уж ветер веет,
Синий пламень раздувает в алый.
И ветер веет, теплой неги полн.
И челн не чует змеиной зыби волн,
Когда мой дух все о тебе говеет?
Когда не вижу я твоих очей,
Любви ночей воспоминанья жгут —
Лежу — и тут ревниво стерегут
Очарованья милых мелочей.
И мирный вид реки в изгибах дальних
И редкие огни неспящих окн,
И блеск изломов облачных волокн
Не сгонят мыслей, нежных и печальных.
Других садов тенистые аллеи —
И блеск неверный утренней зари...
Огнем последним светят фонари...
И милой резвости любовные затеи...
Душа летит к покинутым забавам,
В отравах легких крепкая есть нить,
И аромата роз не заглушить
Простым и кротким сельским, летним травам.