Русская поэтесса Евдокия Ростопчина: известные стихи в школу.

Боюсь, боюсь!.. я не привыкла к счастью!
Всегда за радостью встречала горе я;
Всегда средь ясного, блистательного дня
Приготовлялась я к ненастью.

Боюсь, боюсь!.. Любимых грёз моих
Я недоверчиво увижу исполненье
И буду трепетать, чтоб бури дуновенье
Не разметало мигом их!

Боюсь, боюсь!.. Покуда думы были
Надеждой дальнею, я их могла забыть:
Теперь возможностью они меня пленили, -
Теперь мне их не пережить!..

Когда б он знал, как томно сердце ноет,
Когда велит мне гордость страсть таить!..
Когда б он знал, какое испытанье
Приносить мне спокойный взор его,
Когда в замен немого обожанья
Я тщетно жду улыбки от него.
Когда б он знал!..

Когда б он знал, в душе его убитой
Любви бы вновь язык заговорил,
И юности восторг полузабытый
Его бы вновь согрел и оживил!-
И я тогда, счастливица!.. любима...
Любима им, была бы, может быть!
Надежда льстит тоске неутолимой;
Не любит он... а мог бы полюбить!

Кому блестите вы, о звезды полуночи?
Чей взор прикован к вам с участьем и мечтой,
Кто вами восхищен?.. Кто к вам подымет очи,
Не засоренные землей!

Не хладный астроном, упитанный наукой,
Не мистик-астролог вас могут понимать!..
Нет!.. для изящного их дума близорука.
Тот испытует вас, тот хочет разгадать.

Поэт, один поэт с восторженной душою,
С воображением и страстным и живым,
Пусть наслаждается бессмертной красотою
И вдохновением пусть вас почтит своим!

Да женщина еще — мятежное созданье,
Рожденное мечтать, сочувствовать, любить,—
На небеса глядит, чтоб свет и упованье
В душе пугливой пробудить.

Скорей гардины поднимите,
Впустите солнышко ко мне,
Окошко настежь отворите
Навстречу утру и весне!

Он прилетел, наш гость желанный,
Он улыбнулся, светлый май!
Всей жизнью, нам благоуханный,
Твори, и грей, и воскрешай!

Пора!.. Смотри, в природе целой
Всё ждет тебя, зовет к тебе...
Изнемогла и помертвела
Она со стужею в борьбе.

В уничтожающих объятьях
Всеразрушающей зимы,
В напрасном ропоте, в проклятьях
Изнемогаем тоже мы.

Ты, голос ласточке дающий,
Подснежнику дающий цвет,-
Дух Божий, жизни дух могущий,-
Ты не забудешь нас, о нет!..

Дающий всякому дыханью
Что нужно естеству его,-
Внуши разумному созданью,
Что для него нужней всего.

Расширь на смелое стремленье
Крило незримое души
И в битве жизненной терпенье
И силу воли нам внуши!

«Она все думает!» — так говорят о мне,—
И важной мудрости, приличной седине,
Хотят от головы моей черноволосой...
«Она все думает!» — Неправда! Разум мой
Не увлекается мышления тщетой,
Не углубляется в всемирные вопросы.

Нет, я не думаю,— мечтаю!.. Жизнь моя,
Заботы, помыслы тревожные тая,
Для беспристрастных дум досуга не имеет.
В слезах ли... в радости ль... собою занята,
Я знаю лишь себя,— и верная мечта
Лишь сердцу милое ласкает и лелеет.

Нет, я не думаю! Я грежу наяву,
Воспоминаньями, догадками живу,
О завтра, о вчера в бессменном попеченьи,
Пока, волнуяся, душа моя кипит,
Пока надежда мне так сладко говорит,
Я думать не хочу!.. Зачем мне размышленья?..

Что дума? — Суд... расчет... внимательный разбор
Того, что чуждо нам... духовный, вещий взор...
Крыло, влекущее в пространство разум смелый...
Придет для дум пора в разуверенья дни,
Когда рассеются как прах мечты мои
Пред строгой правдою, пред хладом жизни зрелой!..

Когда недавней старины
Мы переписку разбираем,
И удивления полны -
Так много страсти в ней читаем,
Так много чувства и тоски
В разлуке, столько слез страданья,
Молитв и просьб о дне свиданья,-
Мы в изумленьи: далеки
Те дни, те чувства!.. Холод света
Отравою дохнул на них!..
Его насмешек и навета,
Речей завистливых и злых
Рассудок подкрепил влиянье;
Разочаровано одно
Из двух сердец... Ему смешно
Любви недавней излиянье!..
Не узнает теперь оно
Ни слов своих, ни упований,
И утомленное борьбой,
Лишь ловит с жалостью немой
Забытый след воспоминаний...
Прочь, письма, прочь! Прошла она.
Пора восторга молодого.
Меж нас расчета рокового
Наука грозная слышна...
Прочь, память прежнего!.. Бессильна,
Докучна ты, как плач могильный
Вблизи пиров ушам гостей!..
Блаженства нежного скрижали,
Глашатаи минувших дней,
Простите!.. Вы нам чужды стали!..
Нам грех вас холодно читать,
Мы вас не можем понимать:
Иль вы, иль мы,- то богу знать -
Вдруг устарели и отстали...

Примета скучных зимних дней,
Снегов, морозов предвещанье,
Двойные рамы здесь!.. Скорей
Пошлю я лету взор прощанья!

Теперь в окно издалека
Не слышу шум реки ленивой,
Лесные звуки, песнь рожка
И листьев шорох торопливый.

Двойные рамы вложены!..
И одиночества страданья
Еще живей средь тишины
Ненарушимого молчанья.

Отныне слеп и глух наш дом,
Нет с жизнью внешней сообщенья...
Он загражден - как будто в нем
Кто дал обет уединенья.

Под мертвой тяжестью зимы,
Без воздуха, в глуши печальной
Мне веет сыростью тюрьмы,
Затвором кельи погребальной.

И как здесь мрачно, как темно!..
Хоть солнце в небе загорится,
Сквозь стекла тусклые оно
Ко мне лучом не заронится.

Хоть улыбнется ясный день,
Гость мимолетный, запоздалый,
Он не рассеет мглу и тень
В моей светлице одичалой.

Ни щебетанье воробья,
Ни песни иволги пустынной
Достичь не могут до меня,
Чтоб сократить мне вечер длинный.

Со всей природою разрыв
Мне на полгода уготован,
И только дум моих порыв
Не замедлен и не окован.

Ножка, ножка-чародейка,
Глазки девицы-души,
Голубая душегрейка,-
Как вы были хороши!..

Помню, помню, как, бывало,
В зимню пору, вечерком
Свет-красотка выбегала
Погулять со мной тайком!..

Пусть журила мать-старушка,
Пусть ворчал отец седой,-
Выпорхала их резвушка
Птичкой вольной и живой.

Помню радость жданной встречи,
Нежный взгляд, невольный страх,
Помню ласковые речи
И румянец на щеках.

Помню беленькую ручку,
Перстенек из бирюзы,
Помню песню-самоучку,
Детский смех и блеск слезы.

Помню муку расставанья
И прощальный поцелуй...
Эх, молчи, воспоминанье!..
Полно, сердце, не тоскуй!..

Не вернуть тебе былого,
Стары годы не придут!
Жадных уст моих уж снова
Поцелуи не сожгут!

Ножка, ножка-чародейка,
Глазки девицы-души,
Голубая душегрейка,-
Как вы были хороши!..

И он поэт,— о, да!— и он поэт,
Мой чудный соловей, мой песенник унылый!
Он любит тишину, и ночь, и лунный свет;
Ему зеленый лес и струй журчанье милы;
Он в полдень, средь толпы, робеет и молчит,
Он с хором птиц других свой голос не сливает,
С шумящим роем их не реет, не парит;
В уединении он сам собой бывает,
И без свидетелей, для самого себя,
Волшебной песнию приветствует природу.
Не терпит клетки он: в ней райского житья
Он, гордый, не возьмет за дикую свободу;
И только раз в году, весной, когда его
Любовь одушевит, поет он, сладкогласный;
И только чтоб развлечь грусть сердца своего,
В тоске восторженной, он гимн слагает страстный.
Жизнь сердца для него единственный предмет
Всех песен пламенных, всех томных вдохновений;
Жизнь сердца кончится,— в молчаньи и смиреньи
Он укрывается... о, да! — и он поэт!

Где ты, наш воин-стихотворец?..
Вдвойне отчизны милый сын,
Ее певец и ратоборец,
Куда ты скрылся?.. Ты один
Не пробужден еще призывом,
Собравшим тысячи полков,
Одним всеобщим войск приливом,
Единодушным их порывом
Не привлечен на пир штыков...
Проснись!.. Все русские дружины
Шлют представителей своих
На бородинские равнины
Свершить поминки битв святых...
Проснись!.. Там все уж остальные,
Все однокашники твои,
С кем ты делил труды былые,
С кем ты в торжественные дни,
За наши рубежи родные,
За Русь, за веру в бой летал,
Пред кем губительной стрелою
Кровавый путь ты пролагал,
Кого, как молнья пред грозою,
С своей ватагой удалою
Врагам ты смертью предвещал.
Все там!.. Вожди уж с удивленьем
Тебя искали меж собой,
Солдаты наши с нетерпеньем
Давно справлялись: «Где ж лихой?»
И он, хозяин вседержавный,
Кто храбрых царски угощал,—
И он, быть может, вопрошал:
«Где званый гость, где ратник славный?»

И вот на смотр весь стан спешит,
Вот выстрел заревой раздался...
Грохочет пушка, штык блестит...
И поле стонет и дрожит...
Как будто б снова разгорался
На жизнь и смерть Европы бой...
Как будто б год тот роковой
Двунадесятый возвращался.
Но до тебя не достигал
Ни шумный гул, ни зов почетный!..
Твой стих замолк, твой меч упал...
Ты сам, как призрак мимолетный,
В миг из среды живых пропал...
Так! без тебя торжествовала
Россия день Бородина...
И, в час молебствия, она,
Когда защитников считала,—
«Еще одним их меньше стало!» —
Сказала, горести полна!..

Она не поняла поэта!..
Но он зачем ее избрал?
Зачем, безумец, в вихре света
Подруги по сердцу искал?

Зачем он так неосторожно
Был красотою соблазнен?
Зачем надеждою тревожной
Он упивался, ослеплен?

И как не знать ему зараней,
Что все кокетки холодны,
Что их могущество в обмане,
Что им поклонники нужны?..

И как с душою, полной чувства,
Ответа в суетных искать?
В них все наука, все искусство,
Любви прямой им не понять!

Он сравнивал ее с картиной:
Он прав! Бездушно-весела,
Кумир всех мотыльков гостиной,
Она лишь слепок божества!..

В ней огнь возвышенный, небесный
Красу земную не живит...
И вряд ли мрамор сей прелестный
Пигмалион одушевит!..

Она кружится и пленяет,
Довольна роком и собой;
Она чужой тоской играет,
В ней мысли полны суетой.

В ней спит душа и не проснется,
Покуда молода она,
Покуда жизнь ее несется,
Резва, блестяща и шумна!..

Когда же юность с красотою
Начнут несчастной изменять,
Когда поклонники толпою
Уйдут других оков искать,—

Тогда, покинув сцену света,
И одинока и грустна,
Воспомнит верного поэта
С слезой раскаянья она!..

Я не дивлюсь и, право, не сержусь я,
Что на меня так злобно восстают:
Журнальною хулой скорей горжусь я,
И клеветы мне сердца не кольнут.
Я разошлася с новым поколеньем,
Прочь от него идёт стезя моя;
Понятьями, душой и убежденьем
Принадлежу другому миру я.
Иных богов я чту и призываю
И говорю иным я языком;
Я им чужда, смешна, - я это знаю,
Но не смущаюсь перед их судом.
Я не ищу коварным наущеньем
Сословье на сословье подстрекнуть;
Я не хочу мистическим любленьем
И ханжеством пред светом прихвастнуть;
К разбойникам я не стремлюсь с объятьем,
Разврату в дань хвалы не приношу;
Я прах отца не шевелю проклятьем
И пасквилей на мёртвых не пишу!
Без горечи, без ропота, без гнева
Смотрю на жизнь, на мир и на людей...
Зато и справа слышатся и слева
Анафемы над головой моей!
Сонм братьев и друзей моих далёко -
Он опочил, окончив песнь свою.
Немудрено, что жрицей одинокой
У алтаря пустого я стою!

Звенит, гудит, дробится мелкой трелью
Валдайский колокольчик удалой...
В нём слышится призыв родной, -
Какое-то разгульное веселье
С безумной, безотчётною тоской...

Кто едет там?.. Куда?.. С какою целью?..
Зачем?.. К кому?.. И ждёт ли кто-нибудь?..
Трепещущую счастьем грудь
Смутит ли колокольчик звонкой трелью?..
Спешат, летят!.. Бог с ними... Добрый путь!..

Вот с мостика спустились на плотину,
Вот обогнули пруд, и сад, и дом...
Теперь поехали шажком...
Свернули в парк аллеею старинной...
И вот ямщик стегнул по всем по трём...

Звенит, гудит, как будто бьёт тревогу,
Чтоб мысль завлечь и сердце соблазнить!..
И скучно стало сиднем жить,
И хочется куда-нибудь в дорогу,
И хочется к кому-нибудь спешить!..

Блестело... искрилось... сияло...
И взорам нравилось оно,—
И вдруг как сон оно пропало,
Бог весть куда занесено!..

Резвяся, фея ль утащила
Его незримою рукой?..
Ворожея ль заговорила?..
Иль спрятал старый домовой?..

Нечистой силы наважденье
Его, быть может, унесло,
В знаменованье и значенье,
Что в будущем грозится зло?

Что также скроется и сгинет
Та, кем кольцо подарено...
Что срок блаженства скоро минет
И превратится в прах оно?..

Что все, что дорого и мило,
Что все, что светит и горит,
Во мрак ничтожности, в могилу
Судьба безжалостно умчит?..

Нет, не тогда бываю я счастлива,
Когда наряд, и ленты, и цветы
Блестят на мне, и свежестью красивой
Зажгут в тебе влюбленные мечты.

И не тогда, как об руку с тобою,
Увлечена разгулом молодым,
Припав к тебе вскруженной головою,-
Мы проскользнуть сквозь вальса вихрь спешим.

И не тогда, как оба мы беспечны,
Когда наш смех, наш длинный разговор
Оживлены веселостью сердечной,
И радостно горит наш светлый взор.

Счастлива я, когда рукою нежной
Я обовьюсь вкруг головы твоей,
И ты ко мне прислонишься небрежно,
И мы молчим, не разводя очей...

Счастлива я, когда любви высокой
Святую скорбь вдвоем почуем мы,
И думаем о вечности далекой,
И ждем ее, взамен житейской тьмы!..

Счастлива я наедине с тобою,
Когда забудем мы весь мир земной,-
Хранимые свободной тишиною
И заняты, ты мной, а я тобой!..

Счастлива я в часы благоговенья,
Когда, полна блаженства моего,
Я о тебе молюся провиденью
И за тебя благодарю его!

Вот видишь, мой друг,— ненапрасно
Предчувствиям верила я:
Недаром так грустно, так страстно
Душа тосковала моя!..

Пришел он, день скучной разлуки...
Обоих врасплох нас застал,
Друг другу холодные руки
Пожать нам, прощаясь, не дал...

Немые души сожаленья
Глубоко в груди затая,
О скором твоем удаленье
Известье прослушала я...

И не было даже слезинки
В моих опущенных глазах...
Я речь завела без запинки
О балах, о всех пустяках...

А люди смотрели лукаво,
Качали, смеясь, головой;
Завистливой, тайной отравы
Был полон их умысел злой.

Пускай они рядят и судят,
Хотят нас с тобой разгадать!
Не бойся!.. Меня не принудят
Им сердце мое показать!..

Я знаю, они уж решили
В премудром сужденьи своем,
Что слишком мы пылко любили
И часто видались вдвоем...

Я знаю, они не поверят
Сближенью двух чистых сердец!..
Ведь сами ж они лицемерят,—
Им в страсти один лишь конец!..

И вот почему их насмешка
Позорит чужую любовь!..
Зачем пред их грубой усмешкой
В лицо мне бросается кровь!..

А мы-то,— мы помним, мы знаем,
Как чист был союз наш святой!
А мы о былом вспоминаем
Без страха, с спокойной душой.

Меж нами так много созвучий!
Сочувствий нас цепь обвила,
И та же мечта нас в мир лучший,
В мир грез и чудес унесла.

В поэзии, в музыке оба
Мы ищем отрады живой;
Душой близнецы мы... Ах, что бы
Нам встретиться раньше с тобой?..

Но нет, никогда здесь на свете
Попарно сердцам не сойтись!..
Безумцы с тобой мы... мы дети.
Что дружбой своей увлеклись!..

Прощай!.. Роковая разлука
Настала... О сердце мое!..
Поплатимся долгою мукой
За краткое счастье свое!..