Русская советская поэтесса Белла Ахмадулина стихи о любви.

Дождь в лицо и ключицы...
Белла Ахмадулина
Дождь в лицо и ключицы,
И над мачтами гром.
Ты со мной приключился,
Словно шторм с кораблём.

То ли будет, другое...
Я и знать не хочу -
Разобьюсь ли о горе,
Или в счастье влечу.

Мне и страшно, и весело,
Как тому кораблю...
Не жалею, что встретила.
Не боюсь, что люблю.

Не уделяй мне много времени...
Белла Ахмадулина
Не уделяй мне много времени,
Вопросов мне не задавай.
Глазами добрыми и верными
Руки моей не задевай.

Не проходи весной по лужицам,
По следу следа моего.
Я знаю - снова не получится
Из этой встречи ничего.

Ты думаешь, что я из гордости
Хожу, с тобою не дружу?
Я не из гордости - из горести
Так прямо голову держу.

Прощание
Белла Ахмадулина
А напоследок я скажу:
Прощай, любить не обязуйся.
С ума схожу. Иль восхожу
К высокой степени безумства.

Как ты любил? - ты пригубил
Погибели. Не в этом дело.
Как ты любил? - ты погубил,
Но погубил так неумело.

Жестокость промаха... О, нет
Тебе прощенья. Живо тело
И бродит, видит белый свет,
Но тело мое опустело.

Работу малую висок
Еще вершит. Но пали руки,
И стайкою, наискосок,
Уходят запахи и звуки.

1960
Смеясь, ликуя и бунтуя...
Белла Ахмадулина
Смеясь, ликуя и бунтуя,
В своей безвыходной тоске,
В Махинджаури, под Батуми,
Она стояла на песке.

Она была такая гордая -
Вообразив себя рекой,
Она входила в море голая
И море трогала рукой.

Освободясь от ситцев лишних,
Так шла и шла наискосок.
Она расстегивала лифчик,
Чтоб сбросить лифчик на песок.

И вид ее предплечья смутного
Дразнил и душу бередил.
Там белое пошло по смуглому,
Где раньше ситец проходил.

Она смеялася от радости,
В воде ладонями плеща,
И перекатывались радуги
От головы и до плеча.

Ни слова о любви!..
Белла Ахмадулина
Ни слова о любви! Но я о ней ни слова,
Не водятся давно в гортани соловьи.
Там пламя посреди пустого небосклона,
Но даже в ночь луны ни слова о любви!

Луну над головой держать я притерпелась
Для пущего труда, для возбужденья дум.
Но в нынешней луне - бессмысленная прелесть,
И стелется Арбат пустыней белых дюн.

Лепечет о любви сестра-поэт-певунья -
Вполглаза покошусь и усмехнусь вполрта.
Как зримо возведен из толщи полнолунья
Чертог для Божества, а дверь не заперта.

Как бедный Гоголь худ там, во главе бульвара,
И одинок вблизи вселенской полыньи.
Столь длительной луны над миром не бывало,
Сейчас она пройдет. Ни слова о любви!

Так долго я жила, что сердце притупилось
Но выжило в бою с невзгодой бытия,
И вновь свежим-свежа в нём чья-то власть и милость.
Те двое под луной - неужто ты и я?

Пришла. Стоит. Ей восемнадцать лет...
Белла Ахмадулина
Пришла. Стоит. Ей восемнадцать лет.
- Вам сколько лет? - Ответила: - Осьмнадцать. -
Многоугольник скул, локтей, колен.
Надменность, угловатость и косматость.

Всё чудно в ней: и доблесть худобы,
И рыцарский какой-то блеск во взгляде,
И смуглый лоб... Я знаю эти лбы:
Ночь напролёт при лампе и тетради.

Так и сказала: - Мне осьмнадцать лет.
Меня никто не понимает в доме.
И пусть! И пусть! Я знаю, что поэт! -
И плачет, не убрав лицо в ладони.

Люблю, как смотрит гневно и темно,
И как добра, и как жадна до боли.
Я улыбаюсь. Знаю, что - давно,
А думаю: давно ль и я, давно ли?..

Прощается. Ей надобно - скорей,
Не расточив из времени ни часа,
Робеть, не зная прелести своей,
Печалиться, не узнавая счастья...

Свеча
Белла Ахмадулина
Всего-то - чтоб была свеча,
Свеча простая, восковая,
И старомодность вековая
Так станет в памяти свежа.

И поспешит твое перо
К той грамоте витиеватой,
Разумной и замысловатой,
И ляжет на душу добро.

Уже ты мыслишь о друзьях
Все чаще, способом старинным,
И сталактитом стеаринным
Займешься с нежностью в глазах.

И Пушкин ласково глядит,
И ночь прошла, и гаснут свечи,
И нежный вкус родимой речи
Так чисто губы холодит.

Мне вспоминать сподручней, чем иметь...
Белла Ахмадулина
Мне вспоминать сподручней, чем иметь.
Когда сей миг и прошлое мгновенье
Соединятся, будто медь и медь,
Их общий звук и есть стихотворенье.

Как я люблю минувшую весну,
И дом, и сад, чья сильная природа
Трудом горы держалась на весу
Поверх земли, но ниже небосвода.

Люблю сейчас, но, подлежа весне,
Я ощущала только страх и вялость
К объему моря, что в ночном окне
Мерещилось и подразумевалось.

Когда сходились море и луна,
Студил затылок холодок мгновенный,
Как будто я, превысив чин ума,
Посмела фамильярничать с Вселенной.

В суть вечности заглядывал балкон -
Не слишком ли? Но оставалась радость,
Что, возымев во времени былом
День нынешний,- за всё я отыграюсь.

Не наглость ли - при море и луне
Их расточать и обмирать от чувства:
Они живут воочью, как вчерне,
И набело навек во мне очнутся.

Что происходит между тем и тем
Мгновеньями? Как долго длится это -
В душе крепчает и взрослеет тень
Оброненного в глушь веков предмета.

Не в этом ли разгадка ремесла,
Чьи правила: смертельный страх и доблесть,
Блеск бытия изжить, спалить дотла
И выгадать его бессмертный отблеск?

Прощай! Прощай!..
Белла Ахмадулина
Прощай! Прощай! Со лба сотру
Воспоминанье: нежный, влажный
Сад, углубленный в красоту,
Словно в занятье службой важной.

Прощай! Всё минет: сад и дом,
Двух душ таинственные распри
И медленный любовный вздох
Той жимолости у террасы.

В саду у дома и в дому
Внедрив многозначенье грусти,
Внушала жимолость уму
Невнятный помысел о Прусте.

Смотрели, как в огонь костра,
До сна в глазах, до мути дымной,
И созерцание куста
Равнялось чтенью книги дивной.

Меж наших двух сердец - туман
Клубился! Жимолость и сырость,
И живопись, и сад, и Сван -
К единой муке относились.

То сад, то Сван являлись мне,
Цилиндр с подкладкою зеленой
Мне виделся, закат в Комбре
И голос бабушки влюбленной.

Прощай! Но сколько книг, дерев
Нам вверили свою сохранность,
Чтоб нашего прощанья гнев
Поверг их в смерть и бездыханность.

Прощай! Мы, стало быть, - из них,
Кто губит души книг и леса.
Претерпим гибель нас двоих
Без жалости и интереса.

Невеста
Белла Ахмадулина
Хочу я быть невестой,
Красивой, завитой,
Под белою навесной
Застенчивой фатой.

Чтоб вздрагивали руки
В колечках ледяных,
Чтобы сходились рюмки
Во здравье молодых.

Чтоб каждый мне поддакивал,
Пророчил сыновей,
Чтобы друзья с подарками
Стеснялись у дверей.

Сорочки в целлофане,
Тарелки, кружева...
Чтоб в щёку целовали,
Пока я не жена.

Платье мое белое
Заплакано вином,
Счастливая и бедная
Сижу я за столом.

Страшно и заманчиво
То, что впереди.
Плачет моя мамочка,-
Мама, погоди.

... Наряд мой боярский
Скинут на кровать.
Мне хорошо бояться
Тебя поцеловать.

Громко стулья ставятся
Рядом, за стеной...
Что-то дальше станется
С тобою и со мной?..

О, мой застенчивый герой...
Белла Ахмадулина
О, мой застенчивый герой,
Ты ловко избежал позора.
Как долго я играла роль,
Не опираясь на партнера!

К проклятой помощи твоей
Я не прибегнула ни разу.
Среди кулис, среди теней
Ты спасся, незаметный глазу.

Но в этом сраме и бреду
Я шла пред публикой жестокой -
Все на беду, все на виду,
Все в этой роли одинокой.

О, как ты гоготал, партер!
Ты не прощал мне очевидность
Бесстыжую моих потерь,
Моей улыбки безобидность.

И жадно шли твои стада
Напиться из моей печали.
Одна, одна - среди стыда
Стою с упавшими плечами.

Но опрометчивой толпе
Герой действительный не виден.
Герой, как боязно тебе!
Не бойся, я тебя не выдам.

Вся наша роль - моя лишь роль.
Я проиграла в ней жестоко.
Вся наша боль - моя лишь боль.
Но сколько боли. Сколько. Сколько.

Я завидую ей — молодой...
Белла Ахмадулина
Я завидую ей — молодой
И худой, как рабы на галере:
Горячей, чем рабыни в гареме,
Возжигала зрачок золотой
И глядела, как вместе горели
Две зари по-над невской водой.

Это имя, каким назвалась,
Потому что сама захотела, —
Нарушенье черты и предела
И востока незваная власть,
Так — на северный край чистотела
Вдруг — персидской сирени напасть.

Но её и моё имена
Были схожи основой кромешной,
Лишь однажды взглянула с усмешкой,
Как метелью лицо обмела.
Что же было мне делать — посмевшей
Зваться так, как назвали меня?

Я завидую ей — молодой
До печали, но до упаданья
Головою в ладонь, до страданья,
Я завидую ей же — седой
В час, когда не прервали свиданья
Две зари по-над невской водой.

Да, как колокол, грузной, седой,
С вещим слухом, окликнутым зовом,
То ли голосом чьим-то, то ль звоном,
Излучённым звездой и звездой,
С этим неописуемым зобом,
Полным песни, уже неземной.

Я завидую ей — меж корней,
Нищей пленнице рая и ада.
О, когда б я была так богата,
Что мне прелесть оставшихся дней?
Но я знаю, какая расплата
За судьбу быть не мною, а ей.

1974
Нежность
Белла Ахмадулина
Так ощутима эта нежность,
Вещественных полна примет.
И нежность обретает внешность
И воплощается в предмет.

Старинной вазою зеленой
Вдруг станет на краю стола,
И ты склонишься удивленный
Над чистым омутом стекла.

Встревожится квартира ваша,
И будут все поражены.
- Откуда появилась ваза?-
Ты строго спросишь у жены.-

И антиквар какую плату
Спросил?-
О, не кори жену -
То просто я смеюсь и плачу
И в отдалении живу.

И слезы мои так стеклянны,
Так их паденья тяжелы,
Они звенят, как бы стаканы,
Разбитые средь тишины.

За то, что мне тебя не видно,
А видно - так на полчаса,
Я безобидно и невинно
Свершаю эти чудеса.

Вдруг облаком тебя покроет,
Как в горних высях повелось.
Ты закричишь: - Мне нет покою!
Откуда облако взялось?

Но суеверно, как крестьянин,
Не бойся, "чур" не говори -
То нежности моей кристаллы
Осели на плечи твои.

Я так немудрено и нежно
Наколдовала в стороне,
И вот образовалось нечто,
Напоминая обо мне.

Но по привычке добрых бестий,
Опять играя в эту власть,
Я сохраню тебя от бедствий
И тем себя утешу всласть.

Прощай! И занимайся делом!
Забудется игра моя.
Но сказки твоим малым детям
Останутся после меня.

Я вас люблю, красавицы столетий...
Белла Ахмадулина
Я вас люблю, красавицы столетий,
За ваш небрежный выпорх из дверей,
За право жить, вдыхая жизнь соцветий
И на плечи накинув смерть зверей.

Ещё за то, что, стиснув створки сердца,
Клад бытия не отдавал моллюск,
Отдать и вынуть — вот простое средство
Быть в жемчуге при свете бальных люстр.

Как будто мало ямба и хорея
Ушло на ваши души и тела,
На каторге чужой любви старея,
О, сколько я стихов перевела!

Капризы ваши, шеи, губы, щёки,
Смесь чудную коварства и проказ —
Я всё воспела, мы теперь в расчёте,
Последний раз благословляю вас!

Кто знал меня, тот знает, кто нимало
Не знал — поверит, что я жизнь мою,
Всю напролёт, навытяжку стояла
Пред женщиной, да и теперь стою.

Не время ли присесть, заплакать, с места
Не двинуться? Невмочь мне, говорю,
Быть тем, что есть, и вожаком семейства,
Вобравшего зверьё и детвору.

Довольно мне чудовищем бесполым
Быть, другом, братом, сводником, сестрой,
То враждовать, то нежничать с глаголом,
Пред тем, как стать травою и сосной.

Машинки, взятой в ателье проката,
Подстрочников и прочего труда
Я не хочу! Я делаюсь богата,
Неграмотна, пригожа и горда.

Я выбираю, поступясь талантом,
Стать оборотнем с розовым зонтом,
С кисейным бантом и под ручку с франтом.
А что есть ямб — знать не хочу о том!

Лукавь, мой франт, опутывай, не мешкай!
Я скрою от незрячести твоей,
Какой повадкой и какой усмешкой
Владею я — я друг моих друзей.

Красавицы, ах, это всё неправда!
Я знаю вас — вы верите словам.
Неужто я покину вас на франта?
Он и в подруги не годится вам.

Люблю, когда, ступая, как летая,
Проноситесь, смеясь и лепеча.
Суть женственности вечно золотая
Всех, кто поэт, священная свеча.

Обзавестись бы вашими правами,
Чтоб стать, как вы, и в этом преуспеть!
Но кто, как я, сумеет встать пред вами?
Но кто, как я, посмеет вас воспеть?

Дачный роман
Белла Ахмадулина
Вот вам роман из жизни дачной.
Он начинался в октябре,
Когда зимы кристалл невзрачный
Мерцал при утренней заре.
И тот, столь счастливо любивший
Печаль и блеск осенних дней,
Был зренья моего добычей
И пленником души моей.

Недавно, добрый и почтенный,
Сосед мой умер, и вдова,
Для совершенья жизни бренной,
Уехала, а дом сдала.
Так появились брат с сестрою.
По вечерам в чужом окне
Сияла кроткою звездою
Их жизнь, неведомая мне.

В благовоспитанном соседстве
Поврозь мы дождались зимы,
Но, с тайным любопытством в сердце,
Невольно сообщались мы.
Когда вблизи моей тетради
Встречались солнце и сосна,
Тропинкой, скрытой в снегопаде,
Спешила к станции сестра.
Я полюбила тратить зренье
На этот мимолётный бег,
И длилась целое мгновенье
Улыбка, свежая, как снег.

Брат был свободен и не должен
Вставать, пока не встанет день.
Кто он? - я думала. - Художник.
А думать дальше было лень.
Всю зиму я жила привычкой
Их лица видеть поутру
И знать, с какою электричкой
Брат пустится встречать сестру.
Я наблюдала их проказы,
Снежки, огни, когда темно,
И знала, что они прекрасны,
А кто они - не всё ль равно?
Я вглядывалась в них так остро,
Как в глушь иноязычных книг,
И слаще явного знакомства
Мне были вымыслы о них.
Их дней цветущие картины
Растила я меж сонных век,
Сослав их образы в куртины,
В заглохший сад, в старинный снег.

Весной мы сблизились - не тесно,
Не участив случайность встреч.
Их лица были так чудесно
Ясны, так благородна речь.
Мы сиживали в час заката
В саду, где липа и скамья.
Брат без сестры, сестра без брата,
Как ими любовалась я!
Я шла домой и до рассвета
Зрачок держала на луне.

Когда бы не несчастье это,
Была б несчастна я вполне.

Тёк август. Двум моим соседям
Прискучила его жара.
Пришли, и молвил брат: - Мы едем.
- Мы едем, - молвила сестра.
Простились мы - скорей степенно,
Чем пылко. Выпили вина.
Они уехали. Стемнело.
Их ключ остался у меня.

Затем пришло письмо от брата:
Коли прогневаетесь Вы,
Я не страшусь, мне нет возврата
В соседство с Вами, в дом вдовы.
Зачем, простак недальновидный,
Я тронул на снегу Ваш след
Как будто фосфор ядовитый
В меня вселился - еле видный,
Доныне излучает свет
Ладонь... - с печалью деловитой
Я поняла, что он - поэт,
И заскучала...
Тем не мене
Отвыкшие скрипеть ступени
Я поступью моей бужу,
Когда в соседний дом хожу,
Одна играю в свет и тени
И для таинственной затеи
Часы зачем-то завожу
И долго за полночь сижу.
Ни брата, ни сестры. Лишь в скрипе
Зайдётся ставня. Видно мне,
Как ум забытой ими книги
Печально светится во тьме.
Уж осень. Разве осень? Осень.
Вот свет. Вот сумерки легли.
- Но где ж роман, - читатель спросит. -
Здесь нет героя, нет любви!

Меж тем - всё есть! Окрест крепчает
Октябрь, и это означает,
Что тот, столь счастливо любивший
Печаль и блеск осенних дней,
Идёт дорогою обычной
На жадный зов свечи моей.
Сад облетает первобытный,
И от любви кровопролитной
Немеет сердце, и в костры
Сгребают листья... Брат сестры,
Прощай навеки! Ночью лунной
Другой возлюбленный безумный,
Чья поступь молодому льду
Не тяжела, минует тьму
И к моему подходит дому.
Уж если говорить люблю! -
То, разумеется, ему,
А не кому-нибудь другому.
Очнись, читатель любопытный!
Вскричи: - Как, намертво убитый
И прочный, точно лунный свет,
Тебя он любит! -
Вовсе нет.
Хочу соврать и не совру,
Как ни мучительна мне правда.
Боюсь, что он влюблён в сестру
Стихи слагающего брата.
Я влюблена, она любима,
Вот вам сюжета грозный крен.
Ах, я не зря её ловила
На робком сходстве с Анной Керн!
В час грустных наших посиделок
Твержу ему: - Тебя злодей
Убил! Ты заново содеян
Из жизни, из любви моей!
Коль ты таков - во мглу веков
Назад сошлю!
Не отвечает
И думает: - Она стихов
Не пишет часом - и скучает.

Вот так, столетия подряд,
Все влюблены мы невпопад,
И странствуют, не совпадая,
Два сердца, сирых две ладьи,
Ямб ненасытный услаждая
Великой горечью любви.

Теперь о тех, чьи детские портреты...
Белла Ахмадулина
Теперь о тех, чьи детские портреты
Вперяют в нас неукротимый взгляд:
Как в рекруты, забритые в поэты,
Те стриженые девочки сидят.

У, чудища, в которых всё нечётко!
Указка им — лишь наущенье звёзд.
Не верьте им, что кружева и чёлка.
Под чёлкой — лоб. Под кружевами — хвост.

И не хотят, а притворятся ловко.
Простак любви влюбиться норовит.
Грозна, как Дант, а смотрит, как плутовка.
Тать мглы ночной, «мне страшно!» — говорит.

Муж несравненный! Удели ей ада.
Терзай, покинь, всю жизнь себя кори.
Ах, как ты глуп! Ей лишь того и надо:
Дай ей страдать — и хлебом не корми!

Твоя измена ей сподручней ласки.
Когда б ты знал, прижав её к груди:
Всё, что ты есть, она предаст огласке
На столько лет, сколь есть их впереди.

Кто жил на белом свете и мужского
Был пола, знает, как судьба прочна
В нас по утрам: иссохло в горле слово,
Жить надо снова, ибо ночь прошла.

А та, что спит, смыкая пуще веки, —
Что ей твой ад, когда она в раю?
Летит, минуя там, в надзвёздном верхе,
Твой труд, твой долг, твой грех, твою семью.

А всё ж — пора. Стыдясь, озябнув, мучась,
Напялит прах вчерашнего пера
И — прочь, одна, в бесхитростную участь
Жить, где жила, где жить опять пора.

Те, о которых речь, совсем иначе
Встречают день. В его начальной тьме,
О, их глаза, — как рысий фосфор, зрячи,
И слышно: бьётся сильный пульс в уме.

Отважно смотрит! Влюблена в сегодня!
Вчерашний день ей не в науку. Ты —
Здесь ни при чём. Её душа свободна.
Ей весело, что листья так желты.

Ей важно, что тоскует звук о звуке.
Что ты о ней — ей это всё равно.
О муке речь. Но в степень этой муки
Тебе вовек проникнуть не дано.

Ты мучил женщин, ты был смел и волен,
Вчера шутил — уже не помнишь с кем.
Отныне будешь, славный муж и воин,
Там, где Лаура, Беатриче, Керн.

По октябрю, по болдинской аллее
Уходит вдаль, слезы не обронив, —
Нежнее женщин и мужчин вольнее,
Чтоб заплатить за тех и за других.