Михаил Лермонтов стихи

Гроза шумит в морях с конца в конец...

Гроза шумит в морях с конца в конец.
Корабль летит по воле бурных вод,
Один на нем спокоен лишь пловец,
Чело печать глубоких дум несет,
Угасший взор на тучи устремлен —
Не ведают, ни кто, ни что здесь он!..

Конечно, он живал между людей
И знает жизнь от сердца своего;
Крик ужаса, моленья, скрып снастей
Не трогают молчания его.

Утро на Кавказе

Светает — вьется дикой пеленой
Вокруг лесистых гор туман ночной;
Еще у ног Кавказа тишина;
Молчит табун, река журчит одна.
Вот на скале новорожденный луч
Зарделся вдруг, прорезавшись меж туч,
И розовый по речке и шатрам
Разлился блеск и светит там и там:
Так девушки купаяся в тени,
Когда увидят юношу они,
Краснеют все, к земле склоняют взор:
Но как бежать, коль близок милый вор!..

Элегия («Дробись, дробись, волна ночная...»)

      Дробись, дробись, волна ночная,
И пеной орошай брега в туманной мгле.
   Я здесь, стою близ моря на скале,
       Стою, задумчивость питая.
Один; покинув свет и чуждый для людей
И никому тоски поверить не желая.
   Вблизи меня палатки рыбарей;
   Меж них блестит огонь гостеприимный;
Семья беспечная сидит вкруг огонька;
       И, внемля повесть старика,
       Себе готовит ужин дымный!
   Но я далек от счастья их душой,
    Я помню блеск обманчивой столицы,
Веселий пагубных невозвратимый рой.

К Сушковой

Вблизи тебя до этих пор
Я не слыхал в груди огня.
Встречал ли твой прелестный взор —
Не билось сердце у меня.

И что ж?— разлуки первый звук
Меня заставил трепетать;
Нет, нет, он не предвестник мук;
Я не люблю-зачем скрывать!

Однако же хоть день, хоть час
Еще желал бы здесь пробыть,
Чтоб блеском этих чудных глаз
Души тревоги усмирить.

Чума в Саратове

I

Чума явилась в наш предел;
Хоть страхом сердце стеснено,
Из миллиона мертвых тел
Мне будет дорого одно.
Его земле не отдадут,
И крест его не осенит;
И пламень, где его сожгут,
Навек мне сердце охладит.

II

Никто не прикоснется к ней,
Чтоб облегчить последний миг;
Уста, волшебницы очей,
Не приманят к себе других;
Лобзая их, я б был счастлив,
Когда б в себя яд смерти впил,
Затем что, сладкость их испив,
Я деву некогда забыл.

Баллада (Из Байрона)

Берегись! берегись! над бургосским путем
   Сидит один черный монах;
Он бормочет молитву во мраке ночном,
   Панихиду о прошлых годах.
Когда Мавр пришел в наш родимый дол,
   Оскверняючи церкви порог,
Он без дальних слов выгнал всех чернецов;
   Одного только выгнать не мог.

Склонись ко мне, красавец молодой...

1

Склонись ко мне, красавец молодой!
Как ты стыдлив!— ужели в первый раз
Грудь женскую ласкаешь ты рукой?
В моих объятьях вот уж целый час
Лежишь — а страха всё не превозмог…
Не лучше ли у сердца, чем у ног?
Дай мне одну минуту в жизнь свою…
Что злато?— я тебя люблю, люблю!..

2

Романс («Стояла серая скала на берегу морском...»)

Стояла серая скала на берегу морском;
Однажды на чело ее слетел небесный гром.
И раздвоил ее удар,— и новою тропой
Между разрозненных камней течет поток седой.
Вновь двум утесам не сойтись,— но всё они хранят
Союза прежнего следы, глубоких трещин ряд.
Так мы с тобой разлучены злословием людским,
Но для тебя я никогда не сделаюсь чужим.
И мы не встретимся опять, и если пред тобой
Меня случайно назовут, ты спросишь: кто такой?
И проклиная жизнь мою, на память приведешь
Былое… и одну себя невольно проклянешь.

Болезнь в груди моей и нет мне исцеленья...

Болезнь в груди моей и нет мне исцеленья,
 Я увядаю в полном цвете!
Пускай!— я не был раб земного наслажденья,
 Не для людей я жил на свете.
Одно лишь существо душой моей владело,
 Но в разный путь пошли мы оба,
И мы рассталися, и небо захотело,
 Чтоб не сошлись опять у гроба.
Гляжу в безмолвии на запад: догорает
 Краснея гордое светило;
Мне хочется за ним: оно, быть может, знает,
 Как воскрешать всё то, что мило.
Быть может, ослеплен огнем его сиянья
 Я хоть на время позабуду

Страницы