Известные стихотворения классического немецкого поэта Фридриха Шиллера.
Пусть, утомившися, руль выпустит кормчий из рук.
Далее, далее к западу! Должен там берег явиться:
Ясно видится он мысли твоей вдалеке!
Веру вожатому-разуму! Бодро плыви океаном!
Если земли там и нет, — выйдет она из пучин.
В тесном союзе и были и будут природа и гений:
Что обещает нам он — верно исполнит она!
Вновь освежиться росой, люди томятся,
Медлят усталые кони,-
Спустись в золотой колеснице!
Кто, посмотри, там манит из светлого моря
Милой улыбкой тебя! узнало ли сердце?
Кони помчались быстрее:
Манит Фетида тебя.
Быстро в объятия к ней, вожжи покинув,
Спрянул возничий; Эрот держит за уздцы;
Будто вкопаны, кони
Пьют прохладную влагу.
Ночь по своду небес, прохладою вея,
Легкой стопою идет с подругой-любовью.
Люди, покойтесь, любите:
Феб влюбленный почил.
И туча летит,
В траве над водою
Пастушка сидит.
У ног её плещет волна, волна.
И во мраке печально вздыхает она,
Ей взоры слеза затемнила.
«И сердце разбито,
И пуст весь свет,
И больше желаний
Не будет и нет.
Позвать свою дочь, богоматерь, вели,
Уже я изведала счастье земли,
Уже отжила, отлюбила».
«Бессильные слёзы,
Напрасен их бег,
Твой стон не разбудит
Умерших вовек;
Но ты утешение мне назови,
Скажи, чем помочь от несчастной любви,
И я помогу благосклонно».
«Пусть слёзы бессильны,
Напрасен их бег,
Пусть стон не разбудит
Умерших вовек!
Но знай, богоматерь, и всем объяви,
Что слаще всего при погибшей любви
Любовные муки и стоны».
С неискушённой алостью ланит,
Она к тебе приходит за сужденьем, —
Но не страшится, хоть его и чтит.
Она гордится добрых одобреньем,
Кого неверный блеск не ослепит;
Лишь тот, кто сам ответно мыслью строен
И чист душой, — венчать её достоин.
Но дольше б эти песни жить хотели,
Чем отзвук их в живой душе царит,
Чтоб лучшие мечтанья в ней горели,
Чтоб высшему был взор её раскрыт;
Они не рвутся к отдалённой цели,
Их век родил, их время заглушит.
Один лишь миг ласкали слух и взоры —
Их унесут круженьем лёгким оры.
Весна пришла, над лугом разогретым
Вся юность жизни буйственно встаёт,
Лист нектар льёт и шелестит приветом,
Пернатым хором звонок небосвод;
И стар и млад спешит омыться светом,
И блеск и звук, роскошествуя, пьёт.
Весны уж нет! Цветы налили семя.
И всех пришедших поглотило время.
И докурилась трубка.
Желудок пуст. О мой творец!
Как вдохновенье хрупко!
Перо скребет и на листе
Кроит стихи без чувства.
Где взять в сердечной пустоте
Священный жар исскуства?
Как высечь мерзнущей рукой
Стих из огня и света?
О Феб, ты враг стряпни такой,
Приди согрей поэта!
За дверью стирка. В сотый раз
Кухарка заворчала.
А я - меня зовет Пегас
К садам Эскуриала.
В Мадрид, мой конь!- И вот Мадрид.
О, смелых дум свобода!
Дворец Филипппа мне открыт,
Я спешился у входа.
Иду и вижу: там, вдали,
Моей мечты созданье,
Спешит принцесса Эболи
На тайное свиданье.
Спешит в объятья принца пасть,
Блаженство предвкушая.
В ее глазах - восторг и страсть,
В его - печаль немая.
Уже триумф пьянит ее,
Уже он ей в угоду...
О дьявол! Мокрое белье
Вдруг шлепается в воду!
И нет блистательного сна,
И скрыла тьма принцессу.
Мой бог! Пусть пишет сатана
Во время стирки пьесу!
Когда не молкнет птичий гам,
Являлась дева молодая
В долину к бедным пастухам.
Она жила в стране нездешней,
В краю, куда дороги нет.
Уйдёт она — и в дымке вешней
Растает девы лёгкий след.
Она с собою приносила
Цветы и сочные плоды.
Их солнце юга золотило,
Растили пышные сады.
И отрок и старик с клюкою —
Навстречу ей спешили все,
Хоть что-то чудилось чужое
В её чарующей красе.
Она дарила прихотливо
Цветы одним, плоды другим,
И каждый уходил счастливый
Домой с подарком дорогим.
И все довольны. Но, бывало,
Чета влюблённых к ней придёт, —
С улыбкой дева выбирала
Им лучший цвет и лучший плод.
Пёстрых пажитей цветы,
Вас взлелеяла природа
В честь любви и красоты.
Ваши яркие уборы,
Под перстом прозрачным Флоры,
Так нарядно хороши;
Но, любимцы неги вешней,
Плачьте! Прелесть жизни внешней
Не вдохнула в вас души.
Вслед за жаворонком нежно
Соловьи о вас грустят;
На листах у вас, небрежно
Колыхаясь, сильфы спят;
Ваши пышные короны
Превратила дочь Дионы
В брачный полог мотыльков.
Плачьте, плачьте, дети света!
В вас тоска понятна эта —
Вам неведома любовь.
Но томление разлуки
Выношу я не скорбя…
Друг мой Нанни! Эти руки
Вьют подарок для тебя.
Жизнь и душу, страсть и речи,
Сердца нежные предтечи,
Вам теперь передаю.
И сильнейший меж богами
Здесь под скромными листами
Скрыл божественность свою.
Судьбу покорить роковую,
И хочет поставить себе человек
Цель счастия — цель золотую.
За днями несчастий дни счастья идут;
А люди всё лучшего, лучшего ждут.
Надежда ведёт на путь жизни людей;
Дитя уже ей веселится,
Манит она юношу блеском лучей
И с старцем во гроб не ложится:
Пусть нас утомленье в могилу сведёт —
Надежда для нас и за гробом цветёт.
Нет, нет! не пустым, но безумным мечтам
Мы дух предаём с колыбели,
Недаром твердит сердце вещее нам:
Для высшей мы созданы цели!
Что внутренний голос нам внятно твердит,
То нам неизменной судьбою горит.
Гордых Медичей вниманье
Не пришлось на долю ей;
Не обласкана приветом,
Распустилась пышным цветом
Не от княжеских лучей.
Ей из отческого лона,
Ей от Фридрихова трона
Не курился фимиам.
Может сердце гордо биться,
Может немец возгордиться:
Он искусство создал сам.
Вот и льнет к дуге небесной,
Вот и бьёт волной чудесной
Наших песен вольный взлёт;
И в своём же изобилье
Песнь от сердца без усилья
Разбивает правил гнёт.
Мне лицо закрыла мгла?
Минной брошен я ужели?
Это Минна ли прошла?
Средь толпы глупцов хвастливых,
Чванясь веера игрой,
Вся во власти дум спесивых —
Минны я не знал такой.
С летней шляпки — мой подарок —
Гордое перо глядит,
Бантик твой, как прежде, ярок,
«Минна, помни!» — говорит.
Их рука моя взрастила,
Розы, красящие грудь, —
Ах, ту грудь, что изменила!
Розы шепчут: «Не забудь!»
Что ж, иди, льстецов скликая!
Что ж, иди, оставь меня!
Как мне, женщина пустая,
Не презреть тебя, кляня.
Что ж, иди! К тебе летело
Сердце с трепетом любви;
Пережить оно сумело,
Что не стоишь ты любви.
Будешь ты среди развалин
Красоты своей стоять,
Взор твой, томен и печален,
Мой отцветший будет звать
Нежно ласточки играли,
Гонит к югу их зима;
Всех спугнут твои печали,
Друга — бросила сама.
И когда из уст, что, тая,
Поцелуй срывали твой,
Зашипит насмешка злая
Над отцветшей красотой, —
Ха! — Как буду рад, отмщая.
Рад, отмщая? Бог со мной!
Плакать буду без конца я,
Плакать, Минна, над тобой.
Варварства седого дети.
Дряхл Имперский наш союз.
Но в цветах и беспечален
Вид готических развалин.
Доблесть немца и величье —
Не в неправде ратных дел.
Битвы против заблуждений,
Чванных, злобных обольщений,
Мир духовных достижений —
Вот достойный нас удел!
Страны в папский плен попали,
Цепи Рима их сковали,
Первым — немец их разбил!
Вызов бросил Ватикану,
Объявил войну обману,
Миру алчных тёмных сил.
Нет на свете выше славы:
Меч подняв — не меч кровавый! —
Правды молнией разить.
Разуму снискать свободу —
Значит каждому народу
И Грядущему служить!
…Не в империи германской,
Не в князьях народа честь.
Рухни древняя держава —
Он величье, гордость, славу
Сможет сам в века пронесть!
Тем из нас позор навеки,
Кто не ценит Человека —
Званье выше всех корон,
Кто чужим кумирам служит,
Кто с казной британца дружит,
Галла мишурой пленён.
Все народы на земле
В некий день венчает слава,
Путь в бессмертье величавый
Светит каждому во мгле.
Нашей славы час пробьёт —
Немца день ещё придёт!
Потоки ливня пролились,
Деревья вырывая с корнем
И скалы скатывая вниз.
И, страхом сладостным объятый,
Внимает путник шуму вод.
Он слышит громкие раскаты,
Но где исток их - не поймет.
Так льются волны песнопенья,
Но тайной скрыто их рожденье.
Кто из покорных вещим девам,
Что тянут жизни нить в тиши,
К волшебным не склонял напевам
Певцом разбуженной души.
Одной лишь силой вдохновенья
Он, как божественным жезлом,
Свергает в адские селенья,
Возносит к небу с торжеством,
Сердцами чуткими играя
Меж скорбью и блаженством рая.
Как в мир ликующих нежданно,
Виденьем страшным, на порог
Стопою тяжкой великана
Необоримый всходит рок,
И вмиг смолкают гул и крики
Под грозным взором пришлеца,
И ниц склоняются владыки,
И маски падают с лица,
И перед правдой непреложной
Бледнеет мир пустой и ложный,-
Так человек: едва лишь слуха
Коснется песни властный зов,
Он воспаряет в царство духа,
Вседневных отрешась оков.
Там, вечным божествам подобный,
Земных не знает он забот,
И рок ему не страшен злобный,
И власть земная не гнетет,
И расправляются морщины -
Следы раздумий и кручины.
Как сын, изведав боль разлуки
И совершив обратный путь,
В слезах протягивает руки,
Чтоб к сердцу матери прильнуть,-
Так странник, песнею ведомый,
Спешит, покинув чуждый свет,
Под тихий кров родного дома,
К отрадам юношеских лет,
От леденящих правил моды
В объятья жаркие природы.
Ворчишь: любви не доверяй?
Век славишь зиму ледяную
И век хулишь лазурный май.
В те дни, как сам ты нимфами пленялся,
Бог карнавала, сам летел в немецкий пляс,
В объятьях у тебя небесный мир качался,
И с милых губ ты нектар пил не раз.
А, Селадон! тогда б свой мир ты сузил —
И, соскочи со стержня шар земной, —
Ты, с Юлией сращён в любовный узел,
Не звал бы этого бедой!
О, вспомяни те розовые нови
И знай: всех философий том
Листается биеньем юной крови;
Не станет смертный божеством.
Так пусть же, лёд рассудка растопляя,
Сердцам горячим биться суждено.
Оставь сынам прекраснейшего края,
Что жалким смертным не дано!
Я если плотью, отданной изъяну,
Мой дух к тюремной пригвожден стене, —
Живя, я ангелом не стану,
Но человеком стал вполне.
Что злишься ты на юность золотую,
Ворчишь: любви не доверяй?
Век славишь зиму ледяную
И век хулишь лазурный май.
В те дни, как сам ты нимфами пленялся,
Бог карнавала, сам летел в немецкий пляс,
В объятьях у тебя небесный мир качался,
И с милых губ ты нектар пил не раз.
А, Селадон! тогда б свой мир ты сузил —
И, соскочи со стержня шар земной, —
Ты, с Юлией сращён в любовный узел,
Не звал бы этого бедой!
О, вспомяни те розовые нови
И знай: всех философий том
Листается биеньем юной крови;
Не станет смертный божеством.
Так пусть же, лёд рассудка растопляя,
Сердцам горячим биться суждено.
Оставь сынам прекраснейшего края,
Что жалким смертным не дано!
Я если плотью, отданной изъяну,
Мой дух к тюремной пригвожден стене, —
Живя, я ангелом не стану,
Но человеком стал вполне.
Что злишься ты на юность золотую,
Ворчишь: любви не доверяй?
Век славишь зиму ледяную
И век хулишь лазурный май.
В те дни, как сам ты нимфами пленялся,
Бог карнавала, сам летел в немецкий пляс,
В объятьях у тебя небесный мир качался,
И с милых губ ты нектар пил не раз.
А, Селадон! тогда б свой мир ты сузил —
И, соскочи со стержня шар земной, —
Ты, с Юлией сращён в любовный узел,
Не звал бы этого бедой!
О, вспомяни те розовые нови
И знай: всех философий том
Листается биеньем юной крови;
Не станет смертный божеством.
Так пусть же, лёд рассудка растопляя,
Сердцам горячим биться суждено.
Оставь сынам прекраснейшего края,
Что жалким смертным не дано!
Я если плотью, отданной изъяну,
Мой дух к тюремной пригвожден стене, —
Живя, я ангелом не стану,
Но человеком стал вполне.
В жизнь эту розы небесного рая,
Узы любви они сладостно вьют.
В туники граций одевшись стыдливо,
Женщины бережно и терпеливо
Чувства извечный огонь стерегут.
Сила буйная мужчины
Век блуждает без путей,
Мысль уносится в пучины
Необузданных страстей.
Не нашедшему покоя
Сердцу вечно вдаль нестись,
За крылатою мечтою
Уноситься к звёздам ввысь.
Женщина тёплым, колдующим взглядом
Манит безумца к домашним усладам,
В тихие будни, от призраков прочь.
Нравом застенчива, в хижине отчей
Путника днём поджидает и ночью
Доброй природы покорная дочь.
Но мужчина в рвенье рьяном
Беспощаден и упрям,
В жизнь врываясь ураганом,
Рушит всё, что создал сам.
Страсти вспыхивают снова,
Укрощённые едва,
Так у гидры стоголовой
Отрастает голова.
Женщина к славе не рвётся спесиво,
Робко срывает, хранит бережливо
Быстротекущих мгновений цветы;
Много свободней, хоть связаны руки,
Много богаче мужчин, что в науке
Ищут познаний, свершений мечты.
Род мужской в душе бесстрастен,
Сам собою горд всегда,
К нежным чувствам не причастен,
Близость душ ему чужда.
Не прильнёт к груди с повинной,
Ливнем слёз не изойдёт, —
Закалён в боях мужчина,
Дух суровый в нём живёт.
Женские души со струнами схожи.
Ветер Эолову арфу тревожит,
Тихо в отзывчивых струнах дыша.
Райской росою при виде страданий
Слёзы сверкают у нежных созданий,
Чуткая, в страхе трепещет душа.
Сила властвует над правом,
Нрав мужской ожесточив.
Перс — в цепях. Мечом кровавым
Потрясает грозный скиф.
Налетают страсти бурей,
Дух вражды в сердцах горит,
Слышен хриплый голос фурий
Там, где смолкнул зов харит.
Мягкою просьбой, простым уговором
Женщина путь преграждает раздорам,
Властью любви пересиливши гнев.
В тихое русло враждебные силы
Вводит, в порыве сердечного пыла
Непримиримость страстей одолев.
Милый рыцарь, быть;
Но любовию иною
Не могу любить:
При разлуке, при свиданье
Сердце в тишине —
И любви твоей страданье
Непонятно мне».
Он глядит с немой печалью —
Участь решена;
Руку сжал ей; крепкой сталью
Грудь обложена;
Звонкий рог созвал дружину;
Все уж на конях;
И помчались в Палестину,
Крест на раменах.
Уж в толпе врагов сверкают
Грозно шлемы их;
Уж отвагой изумляют
Чуждых и своих.
Тогенбург лишь выйдет к бою:
Сарацин бежит...
Но душа в нем все тоскою
Прежнею болит.
Год прошел без утоленья...
Нет уж сил страдать;
Не найти ему забвенья —
И покинул рать.
Зрит корабль — шумят ветрилы,
Бьет в корму волна —
Сел и поплыл в край тот милый,
Где цветет она.
Но стучится к ней напрасно
В двери пилигрим;
Ах, они с молвой ужасной
Отперлись пред ним:
«Узы вечного обета
Приняла она;
И, погибшая для света,
Богу отдана».
Пышны праотцев палаты
Бросить он спешит;
Навсегда покинул латы;
Конь навек забыт;
Власяной покрыт одеждой,
Инок в цвете лет,
Неукрашенный надеждой
Он оставил свет.
И в убогой келье скрылся
Близ долины той,
Где меж темных лип светился
Монастырь святой:
Там — сияло ль утро ясно,
Вечер ли темнел —
В ожиданье, с мукой страстной,
Он один сидел.
И душе его унылой
Счастье там одно:
Дожидаться, чтоб у милой
Стукнуло окно,
Чтоб прекрасная явилась,
Чтоб от вышины
В тихий дол лицом склонилась,
Ангел тишины.
И дождавшися, на ложе
Простирался он;
И надежда: завтра то же!
Услаждала сон.
Время годы уводило...
Для него ж одно:
Ждать, как ждал он, чтоб у милой
Стукнуло окно;
Чтоб прекрасная явилась;
Чтоб от вышины
В тихий дол лицом склонилась,
Ангел тишины.
Раз — туманно утро было —
Мертв он там сидел,
Бледен ликом, и уныло
На окно глядел.
Объем и содержанье,
Гвоздь, на который грешный свет
Повесил Зевс, от страшных бед
Спасая мирозданье,
Кто этот тезис назовет,
В том светлый дух, и гений тот,
Кто сможет точно взвесить,
Что двадцать пять - не десять.
От снега - холод, ночь - темна,
Без ног - не разгуляться,
Сияет на небе луна.
Едва ли логика нужна,
Чтоб в этом разобраться.
Но метафизик разъяснит,
Что тот не мерзнет, кто горит,
Что все глухое - глухо,
А все сухое - сухо.
Герой врагов разит мечом,
Гомер творит поэмы,
Кто честен - жив своим трудом,
И здесь, конечно, ни при чем
Логические схемы.
Но коль свершить ты что-то смог,
Тотчас Картезиус и Локк
Докажут без смущенья
Возможность совершенья.
За силой - право. Трусить брось -
Иль встанешь на колени.
Издревле эдак повелось
И скверно б иначе пришлось
На жизненной арене.
Но чем бы стал порядок тот,
Коль было б все наоборот,
Расскажет теоретик -
Истолкователь этик:
«Без человека человек
Благ не обрящет вечных.
Единством славен этот век.
Сотворены просторы рек
Из капель бесконечных!»
Чтоб нам не быть под стать волкам,
Герр Пуффендорф и Федер нам
Подносят, как лекарство:
«Сплотитесь в государство!»
Но их профессорская речь -
Увы!- не всем доступна.
И чтобы землю уберечь
И нас в несчастья не вовлечь,
Природа неотступно
Сама крепит взаимосвязь,
На мудрецов не положась.
И чтобы мир был молод,
Царят любовь и голод!