Автобусом по Москве

Десять прошло.
       Понимаете?
            Десять!
Как же ж
    поэтам не стараться?
Как
  на театре
      актерам не чудесить?
Как
  не литься
      лавой демонстраций?
Десять лет —
      сразу не минуют.
Десять лет —
      ужасно много!
А мы
     вспоминаем
        любую из минут.
С каждой
    минутой
        шагали в ногу.
Кто не помнит только
переулок
    Орликов?!
В семнадцатом
       из Орликова
выпускали голенькова.
А теперь
    задираю голову мою
на Запад
    и на Восток,
на Север
    и на Юг.
Солнцами
     окон
       сияет Госторг,
Ваня
     и Вася —
иди,
  одевайся!
Полдома
    на Тверской
(Газетного угол).
Всю ночь
     и день-деньской —
сквозь окошки
       вьюга.
Этот дом
     пустой
орал
  на всех:
—Гражданин,
      стой!
Руки вверх! —
Не послушал окрика, —
от тебя —
     мокренько.
Дом —
   теперь:
      огня игра.
Подходи хоть ночью ты!
Тут
  тебе
   телеграф —
сбоку почты.
Влю—
     блен
     весь—
       ма —
вмес—
      то
    пись—
      ма
к милке
   прямо
шли телеграммы.
На Кузнецком
      на мосту,
где дома
    сейчас
       растут, —
помню,
   было:
пала
  кобыла,
а толпа
   над дохлой
голодная
    охала.
А теперь
    магазин
горит
      для разинь.
Ваня
     наряден.
Идет,
     и губа его
вся
  в шоколаде
с фабрики Бабаева.
Вечером
    и поутру,
с трубами
     и без труб —
подымал
    невозможный труд
улиц
     разрушенных
        труп.
Под скромностью
        ложной
            радость не тая,
ору
  с победителями
         голода и тьмы:
—Это —
     я!
Это —
   мы!