Стихи о Москве

Уже три месяца подряд ...

Уже три месяца подряд
под снегопад с аэродрома
ты едешь в черный Петроград,
и все вокруг тебе знакомо.
И все жива в тебе Москва,
и все мерещится поспешно
замоскворецкая трава,
замоскворецкие скворешни.
Летит автобус в декабре,
но все, по-прежнему печальный,
стоит в обшарпанном дворе
мой брат, мой родственник недальний,
и трубный голос слышу я
и, как приказу, повинуюсь.
— Прошла ли молодость твоя.

январь 1962

Воровский

Сегодня,
    пролетариат,
            гром голосов раскуй,
забудь
         о всепрощеньи-воске.
Приконченный
               фашистской шайкой воровско́й,
в последний раз
               Москвой
               пройдет Воровский.
Сколько не станет…
         Сколько не стало…
Скольких — в клочья…
             Скольких — в дым…
Где б ни сдали.
             Чья б ни сдала
Мы не сдали,
           мы не сдадим.
Сегодня
              гнев
          скругли

МЮД

Додвадцатилетний люд,
выше знамена вздень:
сегодня
    праздник МЮД,
мира
   юношей
       день.
Нам
  дорога
      указана Лениным,
все другие —
      кривы́ и грязны́.
Будем
   только годами зе́лены,
а делами и жизнью
         красны́.
Не сломят
     сердца и умы
тюремщики
      в стенах плоских.
Мы знаем
     застенки румын
и пули
   жандармов польских.
Смотрите,
     какая Москва,
французы,
     немцы,

Тамара и Демон

От этого Терека
          в поэтах
            истерика.
Я Терек не видел.
         Большая потерийка.
Из омнибуса
      вразвалку
сошел,
   поплевывал
         в Терек с берега,
совал ему
        в пену
          палку.
Чего же хорошего?
         Полный развал!
Шумит,
   как Есенин в участке.
Как будто бы
      Терек
         сорганизовал,
проездом в Боржом,
         Луначарский.
Хочу отвернуть
          заносчивый нос
и чувствую:

Э.К. Метнеру (письмо)

Старинный друг, моя судьбина —
Сгореть на медленном огне…
На стогнах шумного Берлина
Ты вспомни, вспомни обо мне.
Любимый друг, прости молчанье —
Мне нечего писать: одно
В душе моей воспоминанье
(Волнует и пьянит оно) —
Тяжелое воспоминанье…
Не спрашивай меня… Молчанье!..
О, если б…
…Помню наши встречи
Я ясным, красным вечерком,
И нескончаемые речи
О несказанно дорогом.
Бывало, церковь золотится
В окне над старою Москвой.
И первая в окне ложится,
Кружась над мерзлой мостовой,

Две культуры

Пошел я в гости
          (в те года),
не вспомню имя-отчества,
но собиралось
      у мадам
культурнейшее общество.
Еда
 и поэтам —
вещь нужная.
И я
 поэтому
сижу
    и ужинаю.
Гляжу,
   культурой поражен,
умильно губки сжав.
Никто
      не режет
         рыб ножом,
никто
     не ест с ножа.
Поевши,
      душу веселя,
они
 одной ногой
разделывали
        вензеля,
увлечены тангой.
Потом
   внимали с мужеством,

Голос Красной площади

В радио
    белой Европы
лезьте,
   топот и ропот:
это
  грозит Москва
мстить
   за товарища
           вам.
Слушайте
     голос Рыкова —
народ его голос выковал —
стомиллионный народ
вам
  «Берегись!»
      орет.
В уши
      наймита и барина
лезьте слова Бухарина.
Это
  мильон партийцев
слился,
   чтоб вам противиться.
Крой,
  чтоб корона гудела,
рабоче-крестьянская двойка.
Закончим,
     доделаем дело,
за которое —

В Кремле

Там, где мильоны звезд-лампадок
Горят пред ликом старины,
Где звон вечерний сердцу сладок,
Где башни в небо влюблены;
Там, где в тени воздушных складок
Прозрачно-белы бродят сны —
Я понял смысл былых загадок,
Я стал поверенным луны.

В бреду, с прерывистым дыханьем,
Я все хотел узнать, до дна:
Каким таинственным страданьям
Царица в небе предана
И почему к столетним зданьям
Так нежно льнет, всегда одна…
Что на земле зовут преданьем, —
Мне все поведала луна.

Страницы