Стихи о земле

Последнее слово

Л.А.Т.

О, будь печальна, будь прекрасна,
Храни в душе осенний сад!
Пусть будет светел твой закат,
Ты над зарей была не властна.

Такой как ты нельзя обидеть:
Суровый звук — порвется нить!
Не нам судить, не нам винить…
Нельзя за тайну ненавидеть.

В стране несбывшихся гаданий
Живешь одна, от всех вдали.
За счастье жалкое земли
Ты не отдашь своих страданий.

Ведь нашей жизни вся отрада
К бокалу прошлого прильнуть.
Не знаем мы, где верный путь,
И не судить, а плакать надо.

Как разгораются — каким валежником...

Как разгораются — каким валежником!
На площадях ночных — святыни кровные!
Пред самозванческим указом Нежности —
Что наши доблести и родословные!

С какой торжественною постепенностью
Спадают выспренные обветшалости!
О наши прадедовы драгоценности
Под самозванческим ударом Жалости!

А проще: лоб склонивши в глубь ладонную,
В сознаньи низости и неизбежности —
Вниз по отлогому — по неуклонному —
Неумолимому наклону Нежности…

Письмо из усадьбы

В мои мечты неизреченные
Вплелась вечерняя печаль.
Мирра Лохвицкая

Вчера читала я,— Тургенев
Меня опять зачаровал.
Закатный запад был сиренев
И, все в грядущем обесценив,
Меня к былому призывал.
Шел тихий снег; вдали долины
Снежели, точно полотно;
Глядели голые малины
В мое любимое окно.
Всегда все то же, все одно…
Мне запечалилось. Я вышла
В холодный омертвелый сад,—
Он был от снега полосат.
Пошла к каретнику; на дышло
Облокотилась, постояв
Минуты две; потом я в сани
Присела мягко, крикнув Сане
Свезти к реке меня. Твоя

Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче

В сто сорок солнц закат пылал,
в июль катилось лето,
была жара,
жара плыла —
на даче было это.
Пригорок Пушкино горбил
Акуловой горою,
а низ горы —
деревней был,
кривился крыш корою.
А за деревнею —
дыра,
и в ту дыру, наверно,
спускалось солнце каждый раз,
медленно и верно.
А завтра
снова
мир залить
вставало солнце а́ло.
И день за днем
ужасно злить
меня
вот это
стало.
И так однажды разозлясь,
что в страхе все поблекло,

В рядах стояли безмолвной толпой...

В рядах стояли безмолвной толпой,
 Когда хоронили мы друга,
Лишь поп полковой бормотал, и порой
 Ревела осенняя вьюга.
Кругом кивера над могилой святой
 Недвижны в тумане сверкали;
Уланская шапка да меч боевой
 На гробе досчатом лежали.
И билося сердце в груди не одно
 И в землю все очи смотрели,
Как будто бы всё, что уж ей отдано,
 Они у ней вырвать хотели.
Напрасные слезы из глаз не текли,
 Тоска наши души сжимала;
И горсть роковая прощальной земли,
 Упавши на гроб, застучала.

Домой!

Уходите, мысли, во-свояси.
Обнимись,
     души и моря глубь.
Тот,
  кто постоянно ясен —
тот,
  по-моему,
       просто глуп.
Я в худшей каюте
        из всех кают —
всю ночь надо мною
         ногами куют.
Всю ночь,
     покой потолка возмутив,
несется танец,
      стонет мотив:
«Маркита,
     Маркита,
Маркита моя,
зачем ты,
       Маркита,
не любишь меня…»
А зачем
      любить меня Марките?!
У меня
   и франков даже нет.

Под горем не горбясь...

Под горем не горбясь,
Под камнем — крылатой —
—Орлом!— уцелев,

Земных матерей
И небесных любовниц
Двойную печаль

Взвалив на плеча, —
Горяча мне досталась
Мальтийская сталь!

Но гневное небо
К орлам — благосклонно.
Не сон ли: в волнах

Сонм ангелов конных!
Меж ними — осанна! —
Мой — снегу белей…

Лилейные ризы,
—Конь вывезет!— Гривой
Вспенённые зыби.
—Вал вывезет!— Дыбом
Встающая глыба…
Бог вынесет…
—Ох!

Красные арапы

Лицо
     белее,
     чем призрак в белье,
с противным
      скривленным ртиной,
а в заднем кармане
           всякий билет,
союзный
       или —
          партийный.
Ответственный банк,
         игра —
               «Буль».
Красное
      советское Монако.
Под лампой,
         сморщинив кожу на лбу,
склонилась
     толпа маниаков.
Носится
      шарик,
         счастье шаря,
тыркается
     об номера,
и люди
   едят
        глазами

Вон ...

Вон
   от заставы
        идет человечек.
За шагом шаг вырастает короткий.
Луна
   голову вправила в венчик.
Я уговорю,
     чтоб сейчас же,
           чтоб в лодке.
Это — спаситель!
        Вид Иисуса.
Спокойный и добрый,
         венчанный в луне.
Он ближе.
     Лицо молодое безусо.
Совсем не Исус.
        Нежней.
            Юней.
Он ближе стал,
      он стал комсомольцем.
Без шапки и шубы.
        Обмотки и френч.
То сложит руки,

Ханский полон...

Ханский полон
Вó сласть изведав,
Бью крылом
Богу побегов.

Спорый бог,
Скорый бог,
Шпоры в бок-бог!

Оповести
Словом и знаком,
Тех усыпи
Хмелем и маком,

Кровом и мраком будь,
Словом и знаком будь,
Пнем и канавой будь, —
Чтоб все ветра им в грудь!

Черный бог,
Ворон-бог,
Полночь-бьет-бог.

Щебнем-травой,
Гребнем-откосом.
Над татарвой
—Тьфу!— над раскосой.

Страницы