Писатели мы

Раньше
   уважали
         исключительно гениев.
Уму
  от массы
      какой барыш?
Скажем,
   такой
      Иван Тургенев
приезжает
     в этакий Париж.
Изящная жизнь,
         обеды,
            танцы…
Среди
       великосветских нег
писатель,
       подогреваемый
           «пафосом дистанции»,
обдумывает
     прошлогодний снег.
На собранные
      крепостные гроши
исписав
   карандашей
            не один аршин,
принимая
     разные позы,
писатель смакует —
         «Как хороши,
как свежи были розы».
А теперь
      так
делаются
       литературные вещи.
Писатель
       берет факт,
живой
       и трепещущий.
Не затем,
       чтоб себя
        узнавал в анониме,
пишет,
   героями потрясав.
Если герой —
      даешь имя!
Если гнус —
        пиши адреса!
Не для развлечения,
            не для краснобайства —
за коммунизм
      против белой шатии.
Одно обдумывает
        мозг лобастого —
чтобы вернее,
      короче,
         сжатее.
Строка —
        патрон.
            Статья —
                обойма.
Из газет —
     не из романов толстых —
пальбой подымаем
           спящих спокойно,
бьем врагов,
         сгоняя самодовольство.
Другое —
        роман.
           Словесный курорт.
Покоем
   несет
          от страниц зачитанных.
А
   газетчик —
         старья прокурор,
строкой
   и жизнью
        стройки защитник.
И мне,
   газетчику,
           надо одно,
так чтоб
   резала
      пресса,
чтобы в меня,
      чтобы в окно
целил
      враг
        из обреза.
А кто
     и сейчас
      от земли и прозы
в облака
   подымается,
             рея —
пускай
   растит
      бумажные розы
в журнальных
      оранжереях.
В газеты!
       Не потому, что книга плоха,
мне любо
       с газетой бодрствовать!
А чистое искусство —
            в М.К.Х.,
в отдел
   садоводства.