Маяковсикй стихи читать

Солнечный флаг

Первое Мая.
        Снега доконавши,
солнечный флаг подымай.
Вечно сияй
     над республикой нашей,
Труд,
      Мир,
     Май.
Рдей над Европой!
           И тюрьмы-коробки
майским
       заревом
        мой.
Пар из котлов!
      Заглушайте топки!
Сталь,
   стоп,
        стой!
Сегодня
   мы,
     перед тем как драться,
в просторе улиц
          и рощ
проверим
       по счётам
           шагов демонстраций
сил
  тыщ

Дождемся ли мы жилья хорошего? Товарищи, стройте хорошо и дешево!

Десять лет —
      и Москва и Иваново
и чинились
     и строили наново.
В одном Иванове —
         триста домов!
Из тысяч квартир
        гирлянды дымов.
Лачужная жизнь —
            отошла давно.
На смывах
     октябрьского вала
нам жизнь
     хорошую
            строить дано,
и много рабочих
        в просторы домов
вселились из тесных подвалов.
А рядом с этим
         комики
такие строят домики:
на песке стоит фундамент —
а какая ставочка!

«Телевоксы»? Что такое?

Инженером Уэнслеем построен человек-автомат, названный «Телевокс». В одном из отелей Нью-Йорка состоялся на днях бал, на котором прислуживали исключительно автоматы.
Из газет.

С новым бытом!
Ну и фокусы:
по нью-йоркским нарпитам
орудуют —
       «Телевоксы».
Должен сознаться,
ошарашен весь я:
что это за нация?
или
 что за профессия?
Янки увлекся.
Ну и мошенники! —
«Те-ле-воксы»
не люди —
    а машинки.
Ни губ,
   ни глаз
      и ни малейших
признаков личны́х.
У железных леших
одно
    ухо
      огромной величины.
В это
    ухо
что хочешь бухай.
Каждый
      может
      наговориться до́сыта.

Про пешеходов и разинь, вонзивших глазки небу в синь

  Улица —
         меж домами
           как будто ров.
Тротуары
        пешеходов
         расплескивают на асфальт.
Пешеходы ругают
        шоферов, кондукторов.
Толкнут,
       наступят,
           отдавят,
                свалят!
По Петровке —
         ходят яро
пары,
      сжаты по-сардиньи.
Легкомысленная пара,
спрыгнув с разных тротуаров,
снюхалась посередине.
Он подымает кончик кепки,
она
  опускает бровки…
От их
      рукопожатий крепких —

Добудь второй!

Рабочая
   родина родин —
трудом
   непокорным
           гуди!
Мы здесь,
        мы на страже,
          и орден
привинчен
    к мильонной груди.
Стой,
     миллионный,
незыблемый мол —
краснознаменный
гранит-комсомол.
От первых боев
          до последних
мы шли
   без хлебов и без снов —
союз
    восемнадцатилетних
рабоче-крестьянских сынов.
В бой, мильоны!
Белых —
       в помол!
Краснознаменный,
гордись, комсомол!

Крым

И глупо звать его
        «Красная Ницца»,
и скушно
        звать
      «Всесоюзная здравница».
Нашему
   Крыму
      с чем сравниться?
Не́ с чем
      нашему
          Крыму
             сравниваться!
Надо ль,
   не надо ль,
           цветов наряды —
лозою
   шесточек задран.
Вином
   и цветами
        пьянит Ореанда,
в цветах
      и в вине —
             Массандра.
Воздух —
        желт.
      Песок —
           желт.

Точеные слоны

Огромные
     зеленеют столы.
Поляны такие.
      И —
по стенам,
     с боков у стола —
            стволы,
называемые —
      «кии́».
Подходят двое.
      «Здоро́во!»
              «Здоро́во!»
Кий выбирают.
         Дерево —
              во!
Первый
   хочет
          надуть второго,
второй —
        надуть
          первого.
Вытянув
      кисти
      из грязных манжет,
начинает
       первый
           трюки.
А у второго

Евпатория

Чуть вздыхает волна,
         и, вторя ей,
ветерок
   над Евпаторией.
Ветерки эти самые
           рыскают,
гладят
   щеку евпаторийскую.
Ляжем
   пляжем
      в песочке рыться мы
бронзовыми
         евпаторийцами.
Скрип уключин,
          всплески
           и крики —
развлекаются
      евпаторийки.
В дым черны,
      в тюбетейках ярких
караимы
       евпаторьяки.
И сравнясь,
         загорают рьяней
москвичи —
          евпаторьяне.

Писатели мы

Раньше
   уважали
         исключительно гениев.
Уму
  от массы
      какой барыш?
Скажем,
   такой
      Иван Тургенев
приезжает
     в этакий Париж.
Изящная жизнь,
         обеды,
            танцы…
Среди
       великосветских нег
писатель,
       подогреваемый
           «пафосом дистанции»,
обдумывает
     прошлогодний снег.
На собранные
      крепостные гроши
исписав
   карандашей
            не один аршин,
принимая

Земля наша обильна

Я езжу
   по южному
        берегу Крыма, —
не Крым,
       а копия
        древнего рая!
Какая фауна,
         флора
           и климат!
Пою,
     восторгаясь
        и озирая.
Огромное
     синее
          Черное море.
Часы
  и дни
     берегами едем,
слезай,
   освежайся,
        ездой умо́рен.
Простите, товарищ,
         купаться негде.
Окурки
   с бутылками
            градом упали —
здесь
     даже
     корове

Страницы