Шарль Бодлер стихи

Лета́

Сюда, на грудь, любимая тигрица,
Чудовище в обличье красоты!
Хотят мои дрожащие персты
В твою густую гриву погрузиться.

В твоих душистых юбках, у колен,
Дай мне укрыться головой усталой
И пить дыханьем, как цветок завялый,
Любви моей умершей сладкий тлен.

Я сна хочу, хочу я сна – не жизни!
Во сне глубоком и, как смерть, благом
Я расточу на теле дорогом
Лобзания, глухие к укоризне.

На дебют Амины Боскетти в театре «Ламоннэ» в Брюсселе

Амина нимфою летит, парит… Вослед
Валлонец говорит: «По мне, все это бред!
А что до всяких нимф, то их отряд отборный
Найдется и у нас – в гостинице, на Горной».

Амина ножкой бьет – и в зал струится свет,
Им каждый вдохновлен, обласкан и согрет.
Валлонец говорит: «Соблазн пустой и вздорный—
Мне в женщинах смешон такой аллюр проворный!»

Сильфида, ваши па воздушны, и не вам
Порхать для филинов и угождать слонам—
Их племя в легкости вам подражать не может.

Слишком веселой

Твои черты, твой смех, твой взор
Прекрасны, как пейзаж прекрасен,
Когда невозмутимо ясен
Весенний голубой простор.

Грусть улетучиться готова
В сиянье плеч твоих и рук;
Неведом красоте недуг,
И совершенно ты здорова.

Ты в платье, сладостном для глаз;
Оно такой живой раскраски,
Что грезятся поэту сказки:
Цветов невероятный пляс.

Тебя сравненьем не унижу;
Как это платье, хороша,
Твоя раскрашена душа;
Люблю тебя и ненавижу!

Г-ну Эжену Фромантену по поводу одного зануды, который назвал себя его другом

Он мне твердил, что он богатый,
Что от холеры в страхе он,
Что денежки гребет лопатой
И скуп, но в Оперу влюблен;

Что знал Коро – и от Природы
В восторженный приходит раж;
Что он не отстает от моды
И скоро купит экипаж;

Что он эстет и по натуре
Ценить прекрасное готов;
Что на своей мануфактуре
Он держит лучших мастеров;

Что он владелец акций ценных,
Что тысячи вложил он в «Нор»;
Что рамы у него на стенах
Сработал лично Опенор;

Украшенья

И разделась моя госпожа догола;
Все сняла, не сняла лишь своих украшений,
Одалиской на вид мавританской была,
И не мог избежать я таких искушений.

Заплясала звезда, как всегда, весела,
Ослепительный мир, где металл и каменья;
Звук со светом совпал, мне плясунья мила;
Для нее в темноте не бывает затменья.

Уступая любви, прилегла на диван,
Улыбается мне с высоты безмятежно;
Устремляюсь я к ней, как седой океан
Обнимает скалу исступленно и нежно.

Веселый кабачок по пути из Брюсселя в Юккль

Вы зачарованы Костлявой
И всяким символом ее;
И угощенье, и питье
Вам слаще под ее приправой,—

О Монселе! Я вспомнил вас
При виде вывески трактирной
«У кладбища»… В тот погреб мирный

Сойти б вам было в самый раз!

Метаморфозы Вампира

Красавица, чей рот подобен землянике,
Как на огне змея, виясь, являла в лике
Страсть, лившую слова, чей мускус чаровал
(А между тем корсет ей грудь формировал):
«Мой нежен поцелуй, отдай мне справедливость!
В постели потерять умею я стыдливость.
На торжествующей груди моей старик
Смеется, как дитя, омолодившись вмиг.
А тот, кому открыть я наготу готова,
Увидит и луну, и солнце без покрова.
Ученый милый мой, могу я страсть внушить,
Чтобы тебя в моих объятиях душить;
И ты благословишь свою земную долю,

Теодору де Банвилю

Богини волосы безумно в горсть собрав,
Ты полон ловкости и смелости небрежной,
Как будто юноша безумный и мятежный
Поверг любовницу в пылу лихих забав.

Твой светлый взор горит от ранних вдохновений,
Величье зодчего в твоих трудах живет,
Но розмах сдержанный смиряет твой полет,
И много в будущем создаст твой зрелый гений;

Смотри, как наша кровь из всех струится жил;
Скажи, случайно ли Кентавр покров печальный
В слюну чудовищ-змей трикраты погрузил,

1842г.

Чудовище, или речь в поддержку одной подержанной Нимфы

I

Ты не из тех, моя сильфида,
Кто юностью пленяет взгляд,
Ты, как котел, видавший виды:
В тебе все искусы бурлят!
Да, ты в годах, моя сильфида,

Моя инфанта зрелых лет!
Твои безумства, лавры множа,
Придали глянец, лоск и цвет
Вещам изношенным – а все же
Они прельщают столько лет!

Ты что ни день всегда иная,
И в сорок – бездна новизны;
Я спелый плод предпочитаю
Банальным цветикам весны!
Недаром ты всегда иная!

Оскорбленная Луна

Луна, моих отцов бесхитростных отрада,
Наперсница мечты, гирляндою цветной
Собравшая вокруг звезд раболепный рой,
О, Цинтия моя, ночей моих лампада!

Что видишь ты, плывя в воздушной синеве?
Восторги ль тайные на ложе новобрачном,
Поэта ль над трудом, в его раздумье мрачном,
Иль змей, резвящихся на мягкой мураве?

Под желтым домино, царица небосклона,
Спешишь ли ты, как встарь, ревнуя и любя,
Лобзать увядшие красы Эндимиона?

–Нет! Я гляжу, как грудь, вскормившую тебя,
Сын оскуделых дней, беля и притирая,

Страницы