Лучшие стихи Цветаевой

Втроем

Горькой расплаты, забвенья ль вино, —
Чашу мы выпьем до дна!
Эта ли? та ли? Не все ли равно!
Нить навсегда создана.

Сладко усталой прильнуть голове
Справа и слева — к плечу.
Знаю одно лишь: сегодня их две!
Большего знать не хочу.

Обе изменчивы, обе нежны,
Тот же задор в голосах,
Той же тоскою огни зажжены
В слишком похожих глазах…

Тише, сестрички! Мы будем молчать,
Души без слова сольем.
Как неизведано утро встречать
В детской, прижавшись, втроем…

Необычайная она! Сверх сил...

Необычайная она! Сверх сил!
Не обвиняй меня пока! Забыл!
Благословенна ты! Велел сказать —
Благословенна ты! А дальше гладь

Такая ровная… Постой: меж жен
Благословенна ты… А дальше звон
Такой ликующий…— Дитя, услышь:
Благословенна ты!— А дальше тишь
Такая…

Был час чудотворен и полн...

Был час чудотворен и полн,
Как древние были.
Я помню — бок ó бок — на холм,
Я помню — всходили…

Ручьев ниспадающих речь
Сплеталась предивно
С плащом, ниспадающим с плеч
Волной неизбывной.

Всё выше, всё выше — высот
Последнее злато.
Сновидческий голос: Восход
Навстречу Закату.

Сказочный Шварцвальд

Ты, кто муку видишь в каждом миге,
Приходи сюда, усталый брат!
Все, что снилось, сбудется, как в книге —
Темный Шварцвальд сказками богат!

Все людские помыслы так мелки
В этом царстве доброй полумглы.
Здесь лишь лани бродят, скачут белки…
Пенье птиц… Жужжание пчелы…

Погляди, как скалы эти хмуры,
Сколько ярких лютиков в траве!
Белые меж них гуляют куры
С золотым хохлом на голове.

Ни тагана...

Ни тагана
Нет, ни огня.
Нá меня, нá!
Будет с меня

Конскую кость
Жрать с татарвой.
Сопровождай,
Столб верстовой!

—Где ж, быстрота,
Крест-твой-цепóк?
—Крест-мой-цепóк
Хан под сапог.

Град мой в крови,
Грудь без креста, —
Усынови,
Матерь-Верста!

—Где ж, сирота,
Кладь-твоя-дом?
—Скарб — под ребром,
Дом — под седлом,

Хан мой — Мамай,
Хлеб мой — тоска.
К старому в рай,
Паперть-верста!

Наши души, не правда ль, еще не привыкли к разлуке...

Наши души, не правда ль, еще не привыкли к разлуке?
Все друг друга зовут трепетанием блещущих крыл!
Кто-то высший развел эти нежно-сплетенные руки,
Но о помнящих душах забыл.

Каждый вечер, зажженный по воле волшебницы кроткой,
Каждый вечер, когда над горами и в сердце туман,
К незабывшей душе неуверенно-робкой походкой
Приближается прежний обман.

Словно ветер, что беглым порывом минувшее будит,
Ты из блещущих строчек опять улыбаешься мне.
Все позволено, все! Нас дневная тоска не осудит:
Ты из сна, я во сне…

Как настигаемый олень...

Как настигаемый олень
Летит перо.
О . . . . . . . . .
И как хитро!

Их сонмы гонятся за мной, —
Чумная масть!
Все дети матери одной,
Чье имя — страсть.

Олень, олень Золоторог,
Беда близка!
То в свой звонкоголосый рог
Трубит тоска…

По зарослям словесных чащ
Спасайся, Царь!
То своры дых кровокипящ, —
То Ревность-Псарь!

Все громче, громче об ребро
Сердечный стук…
И тихо валится перо
Из смуглых рук…

Два зарева!— нет, зеркала...

М.А. Кузмину

Два зарева!— нет, зеркала!
Нет, два недуга!
Два серафических жерла,
Два черных круга

Обугленных — из льда зеркал,
С плит тротуарных,
Через тысячеверстья зал
Дымят — полярных.

Ужасные!— Пламень и мрак!
Две черных ямы.
Бессонные мальчишки — так —
В больницах: Мама!

Страх и укор, ах и аминь…
Взмах величавый…
Над каменностию простынь —
Две черных славы.

Так знайте же, что реки — вспять,
Что камни — помнят!
Что уж опять они, опять
В лучах огромных

Блаженны дочерей твоих, Земля...

Блаженны дочерей твоих, Земля,
Бросавшие для боя и для бега.
Блаженны в Елисейские поля
Вступившие, не обольстившись негой.

Так лавр растет,— жестоколист и трезв,
Лавр-летописец, горячитель боя.
—Содружества заоблачный отвес
Не променяю на юдоль любови.

Оба луча

Солнечный? Лунный? О мудрые Парки,
Что мне ответить? Ни воли, ни сил!
Луч серебристый молился, а яркий
Нежно любил.

Солнечный? Лунный? Напрасная битва!
Каждую искорку, сердце, лови!
В каждой молитве — любовь, и молитва —
В каждой любви!

Знаю одно лишь: погашенных в плаче
Жалкая мне не заменит свеча.
Буду любить, не умея иначе —
Оба луча!

Страницы