Эдуард Аркадьевич Асадов

Верю гению самому

Когда говорят о талантах и гениях,
Как будто подглядывая в окно,
Мне хочется к черту смести все прения
Со всякими сплетнями заодно!

Как просто решают порой и рубят,
Строча о мятущемся их житьё,
Без тени сомнений вершат и судят,
И до чего же при этом любят
Разбойно копаться в чужом бельё.

И я, сквозь бумажную кутерьму,
Собственным сердцем их жизни мерю.
И часто не только трактатам верю,
Как мыслям и гению самому.

1975 г.

«Верховный суд»

Я окончил новые стихи,
Только в сердце — никакого счастья.
За какие новые грехи
Буду взыскан я «верховной властью»?

Вот она к машинке подойдёт,
Вынет лист. Потом, за словом слово,
Трижды все внимательно прочтёт
И затем произнесёт сурово:

— Любопытно было бы узнать,
Кто эта загадочная дама,
Что тебя жестоко и упрямо
Столько лет заставила страдать?

— Нет,— скажу я,— что ты, дорогая!
Не меня, героя моего.
— Вот, вот, вот! Выходит, ничего
Я уже в стихах не понимаю?

1991 г.

Моей маме

Пускай ты не сражалась на войне,
Но я могу сказать без колебанья:
Что кровь детей, пролитая в огне,
Родителям с сынами наравне
Даёт навеки воинское званье!

Ведь нам, в ту пору молодым бойцам,
Быть может, даже до конца не снилось,
Как трудно было из-за нас отцам
И что в сердцах у матерей творилось.

И лишь теперь, мне кажется, родная,
Когда мой сын по возрасту — солдат,
Я, как и ты десятки лет назад,
Все обострённым сердцем принимаю.

1972 г.

Осенние строки

Багряные листья, словно улитки,
Свернувшись, на влажной земле лежат.
Дорожка от старой дачной калитки
К крыльцу пробирается через сад.

Тучки, качаясь, плывут, как лодки,
В саду стало розово от рябин,
А бабушка-ель на пне-сковородке
Жарит румяный солнечный блин.

На спинке скамейки напротив дачи
Щегол, заливаясь, горит крылом,
А шахматный конь, что, главы не пряча,
Искал для хозяев в боях удачи,
Забытый, валяется под столом.

1992 г.

Дачники

Брызгая лужами у ворот,
Ветер мчит босиком по улице.
Пригорок, как выгнувший спину кот,
Под солнцем в сонной дремоте щурится.

Радость взрослых и детворы!
Долой все задачи и все задачники!
Да здравствуют лодки, грибы, костры!
И вот из города, из жары
С шумом и грохотом едут дачники.

Родители любят своих ребят
И, чтобы глаза малышей блестели,
Дарят им кошек, птенцов, щенят,
Пускай заботятся и растят.
Хорошему учатся с колыбели!

Вечная рана

Сколько раз получал я на свете раны!
Но страшней всех не пули и не ножи,
Не осколки. А боль моя постоянно
От того, что особенно беспощадно:
От предательств и самой поганой лжи.

Вот я думаю с горьким недоуменьем
Про лгунов и предателей: в чем их суть?
Ведь они обладают таким уменьем
Все для собственной выгоды повернуть.

Только нет и глупей этих подлых глаз,
Ибо кара за всякое преступленье
И слабее, и легче во много раз
Постоянного страха разоблаченья.

2 декабря 1996 г.

Волшебная стрела

Амур сидел под небом на скале,
Подставив солнцу голову и плечи
И глядя вниз, туда, где на земле
Жило бездарно премя человечье.

Порой, устав от дрёмы и от скуки
И вспомнив про насущные дела,
Он брал свой лук в божественные руки,
И вниз летела острая стрела.

Где дорог человеку человек,
Там от Амура никуда не деться.
И двух влюблённых поражая в сердце,
Стрела любовь дарила им навек.

1992 г.

Грустно-грустно и чуть устало ...

Грустно-грустно и чуть устало
Ты ушла в закатную тьму
И на все мои: почему?
Ни словечка мне не сказала.

Только ветер шепнул морозно:
— Не ищи в ней причину зла!
Если б ты пожелал серьёзно,
Нет, не как-нибудь, а серьёзно,
Никуда б она не ушла…

1986 г.

Страницы