Николай Алексеевич Некрасов

Загадка («Непостижною святынею...»)

Непостижною святынею
Перед нами, без речей,
Небо круглою равниною
Блещет в ризе из лучей.

Что же там за далью синею,
Далью, видной для очей,
Где слито оно с пустынею
Днем и в сумраке ночей?

Не понять нам. Чудной тайностью
То для глаз облечено;
И постигнутые крайностью,

Видим только мы одно,
Что мир создан не случайностью,
Есть начальное зерно…

Офелия

В наряде странность, беспорядок,
Глаза — две молнии во мгле,
Неуловимый отпечаток
Какой-то тайны на челе;
В лице то дерзость, то стыдливость,
Полупечальный, дикий взор,
В движеньях стройность и красивость—
Всё чудно в ней!.. По высям гор,
В долинах, в рощах без боязни
Она блуждает, но, как зверь,
Дичится друга, из приязни
Ей отворяющего дверь.
Порою любит дни и ночи
Бродить на сумрачных гробах;
И всё грустит, и плачут очи,
Покуда слезы есть в очах.
Порой на лодке в непогоду,

И так за годом год... конечно, не совсем...

И так за годом год… Конечно, не совсем
Разнообразно… да зато спокойно,
Благонамеренно, благопристойно…
И благоприобретенье меж тем
Расти всё будет… Счастие малюток
Упрочится… Да что ж?.. И кроме шуток,
Чем худо?.. а? решайся-ка, сестра,
А ежели когда-нибудь хандра
Найдет случайно…

Ревность

Есть мгновенья дум упорных,
Разрушительно-тлетворных,
Мрачных, буйных, адски-черных,
Сих — опасных как чума—
Расточительниц несчастья,
Вестниц зла, воровок счастья
И гасительниц ума!..

Вот в неистовстве разбоя
В грудь вломились, яро воя,—
Все вверх дном! И целый ад
Там, где час тому назад
Ярким, радужным алмазом
Пламенел твой светоч — разум!
Где добро, любовь и мир
Пировали честный пир!

Не гордись, что в цветущие лета...

Не гордись, что в цветущие лета,
В пору лучшей своей красоты
Обольщения модного света
И оковы отринула ты,

Что, лишь наглостью жалкой богаты,
В то кипучее время страстей
Не добились бездушные фаты
Даже доброй улыбки твоей,—

В этом больше судьба виновата,
Чем твоя неприступность, поверь,
И на шею повеситься рада
Ты будешь теперь.

Так говорила актриса отставная...

Так говорила (…) актриса отставная,
Простую речь невольно украшая
Остатками когда-то милых ей,
А ныне смутно памятных ролей,—
Но не дошли до каменного слуха
Ее проклятья,— бедная старуха
Ушла домой с Наташею своей
И по пути всё повторяла ей
Свои проклятья черному злодею.

Но (не) сбылись ее проклятья.

Влюбленному

Как вести о дороге трудной,
Когда-то пройденной самим,
Внимаю речи безрассудной,
Надеждам розовым твоим.
Любви безумными мечтами
И я по-твоему кипел,
Но я делить их не хотел
С моими праздными друзьями.
За счастье сердца моего
Томим боязнию ревнивой,
Не допускал я никого
В тайник души моей стыдливой.
Зато теперь, когда угас
В груди тот пламень благодатный,
О прошлом счастии рассказ
Твержу с отрадой непонятной.
Так проникаем мы легко
И в недоступное жилище,
Когда хозяин далеко

Родина

И вот они опять, знакомые места,
Где жизнь текла отцов моих, бесплодна и пуста,
Текла среди пиров, бессмысленного чванства,
Разврата грязного и мелкого тиранства;
Где рой подавленных и трепетных рабов
Завидовал житью последних барских псов,
Где было суждено мне божий свет увидеть,
Где научился я терпеть и ненавидеть,
Но, ненависть в душе постыдно притая,
Где иногда бывал помещиком и я;
Где от души моей, довременно растленной,
Так рано отлетел покой благословленный,
И неребяческих желаний и тревог

В альбом О.С. Чернышевской

Знаком с Вами будучи лично,
Я рад Вам всегда угождать.
Но в старости — вряд ли прилично
В альбомы писать.

Ах, младость! Ты — счастье, ты — радость,
С тобой и любовь и стихи!
А старость — ужасная гадость!

Генерал Топтыгин

Дело под вечер, зимой,
И морозец знатный.
По дороге столбовой
Едет парень молодой,
Мужичок обратный:
Не спешит, трусит слегка;
Лошади не слабы,
Да дорога не гладка—
Рытвины, ухабы.
Нагоняет ямщичок
Вожака с медведем:
«Посади нас, паренек,
Веселей поедем!»
—«Что ты? с мишкой?» — «Ничего!
Он у нас смиренный,
Лишний шкалик за него
Поднесу, почтенный!»
—«Ну садитесь!» — Посадил
Бородач медведя,
Сел и сам — и потрусил
Полегоньку Федя…
Видит Трифон кабачок,

Страницы