Грустные стихи

Польза землетрясений

Недвижим Крым.
        Ни вздоха,
            ни чиха.
Но,
  о здравии хлопоча,
не двинулись
      в Крым
         ни одна нэпачиха
и
   ни одного нэпача.
Спекулянты,
         вам скрываться глупо
от движения
         и от жары —
вы бы
      на камнях
         трясущихся Алупок
лучше бы
       спустили бы
         жиры.
Но,
  прикрывши
      локонами уши
и надвинув
     шляпы на глаза,
нэпачи,
   стихов не слушая,
едут

Сонет («Ее любовь проснулась в девять лет...»)

Ее любовь проснулась в девять лет,
Когда иной ребенок занят куклой.
Дитя цвело, как томный персик пухлый,
И кудри вились, точно триолет.

Любовь дала малютке амулет:
Ее пленил — как сказка — мальчик смуглый…
Стал. через месяц, месяц дружбы — круглый.
Где, виконтесса, наше трио лет?

Ах, нет того, что так пленяло нас,
Как нет детей с игрой в любовь невинной.
Стремится смуглый мальчик на Парнас,

А девочка прием дает в гостиной
И, посыпая «пудрой» ананас,
Ткет разговор, изысканный и длинный.

Господь, меня готовя к бою...

Господь, меня готовя к бою,
Любовь и гнев вложил мне в грудь,
И мне десницею святою
Он указал правдивый путь;
Одушевил могучим словом,
Вдохнул мне в сердце много сил,
Но непреклонным и суровым
Меня господь не сотворил.
И гнев я свой истратил даром,
Любовь не выдержал свою,
Удар напрасно за ударом
Я отбивая устаю.
Навстречу их враждебной вьюги
Я вышел в поле без кольчуги
И гибну раненный в бою.

Грустно-грустно и чуть устало ...

Грустно-грустно и чуть устало
Ты ушла в закатную тьму
И на все мои: почему?
Ни словечка мне не сказала.

Только ветер шепнул морозно:
— Не ищи в ней причину зла!
Если б ты пожелал серьёзно,
Нет, не как-нибудь, а серьёзно,
Никуда б она не ушла…

1986 г.

Афинский поденщик говорит:

Что моя жизнь? лишь тоска да забота!
С утра до вечера — та же работа!
Голод и холод меня стерегут.
Даже во сне — тот же тягостный труд,
Горстка оливок да хлебная корка!
Что ж мне страшиться грозящего Орка?
Верно, на бреге Кокита опять
Буду работать и буду страдать
И, засыпая в обители Ада,
Думать, что встать до рассвета мне надо!

Вечерняя флейта

Вечерней флейты страстный трепет
Слабеет в узкое окно;
И ветер звуки нежно треплет,
За нитью нить прядя руно.

В ее словах — просторы скорби,
Под солнцем выжженная тишь,
Закат прощальный гневно горбит
Мечту — сквозь гордость и гашиш.

Вечерней флейты ропот молкнет,
Но в тени яд влила змея,
Глаз голубой безгромных молний
Поспешно щурится, смеясь.

Я знаю: лживый хор предвестий
Ей вслух поет и стелет мглу…
А ночь растет: сады предместий,
Как грань, означены к углу.

Что ты мутный, светел-месяц?..

Что ты мутный, светел-месяц?
Что ты низко в небе ходишь,
Не по-прежнему сияешь
На серебряные снеги?

Не впервой мне, месяц, видеть,
Что окно ее высоко,
Что краснеет там лампадка
За шелковой занавеской.

Не впервой я ворочаюсь
Из кружала наглый, пьяный
И всю ночь сижу от скуки
Под Кремлем с блаженным Ваней.

И когда он спит – дивуюсь!
А ведь кволый да и голый…
Все смеется, все бормочет,
Что башка моя на плахе
Так-то весело подскочит!

13.IХ.15

Ломающимся голосом...

Ломающимся голосом
Бредет — как палкой пó мосту.
Как водоросли — волосы.
Как водоросли — помыслы.

И в каждом спуске: выплыву,
И в каждом взлете: падаю.
Рука как свиток выпала,
Разверстая и слабая…

Молвил Карпов: я не кит...

Молвил Карпов: я не кит
в этом честь моя порука.
Лёг на печку и скрипит.
Карпов думал: дай помру-ка.
Лег и помер. Стрекачёв
плакал: Карпов табуретка
то-то взвоет Псковичёв
над покойным. Это редко.

В ночи длинные не спится
вдовам нет иных мужей
череп к люльке не клонится
мысль бродит веселей.

Страницы