Стихи русских поэтов

Памяти Нины Джаваха

Всему внимая чутким ухом,
—Так недоступна! Так нежна! —
Она была лицом и духом
Во всем джигитка и княжна.

Ей все казались странно-грубы:
Скрывая взор в тени углов,
Она без слов кривила губы
И ночью плакала без слов.

Бледнея гасли в небе зори,
Темнел огромный дортуар;
Ей снилось розовое Гори
В тени развесистых чинар…

Ах, не растет маслины ветка
Вдали от склона, где цвела!
И вот весной раскрылась клетка,
Метнулись в небо два крыла.

Пустоты отроческих глаз! Провалы...

Пустоты отроческих глаз! Провалы
В лазурь! Как ни черны — лазурь!
Игралища для битвы небывалой,
Дарохранительницы бурь.

Зеркальные! Ни зыби в них, ни лона,
Вселенная в них правит ход.
Лазурь! Лазурь! Пустынная до звону!
Книгохранилища пустот!

Провалы отроческих глаз!— Пролеты!
Душ раскаленных — водопой.
—Оазисы!— Чтоб всяк хлебнул и отпил,
И захлебнулся пустотой.

Еврейская мелодия («Я видал иногда, как ночная звезда...»)

Я видал иногда, как ночная звезда
   В зеркальном заливе блестит;
Как трепещет в струях, и серебряный прах
   От нее рассыпаясь бежит.

Но поймать ты не льстись и ловить не берись:
   Обманчивы луч и волна.
Мрак тени твоей только ляжет на ней —
   Отойди ж — и заблещет она.

Светлой радости так беспокойный призрак
   Нас манит под хладною мглой;
Ты схватить — он шутя убежит от тебя!
   Ты обманут — он вновь пред тобой.

Гимн здоровью

Среди тонконогих, жидких кровью,
трудом поворачивая шею бычью,
на сытый праздник тучному здоровью
людей из мяса я зычно кличу!

Чтоб бешеной пляской землю овить,
скучную, как банка консервов,
давайте весенних бабочек ловить
сетью ненужных нервов!

И по камням острым, как глаза ораторов,
красавцы-отцы здоровых томов,
потащим мордами умных психиатров
и бросим за решетки сумасшедших домов!

Кровать ...

Кровать.
     Железки.
         Барахло одеяло.
Лежит в железках.
        Тихо.
           Вяло.
Трепет пришел.
      Пошел по железкам.
Простынь постельная треплется плеском.
Вода лизнула холодом ногу.
Откуда вода?
      Почему много?
Сам наплакал.
      Плакса.
         Слякоть.
Неправда —
      столько нельзя наплакать.
Чёртова ванна!
      Вода за диваном.
Под столом,
        за шкафом вода.
С дивана,
     сдвинут воды задеваньем,

Солидарность

Ярмарка.
    Вовсю!
        Нелепица на нелепице.
Лейпциг гудит.
        Суетится Лейпциг.
Но площадь вокзальную грохот не за́лил.
Вокзалы стоят.
        Бастуют вокзалы.
Сегодня
    сказали хозяевам грузчики:
«Ну что ж,
    посидимте, сложивши ручки!»
Лишь изредка
            тишь
        будоражило эхо:
это
       грузчики
          бьют штрейкбрехеров.
Скрипят буржуи.
        Ходят около:
—Товарищи эти разденут до́гола! —
Но случай
    буржуям

Передовая передового

Довольно
     сонной,
        расслабленной праздности!
Довольно
     козырянья
         в тысячи рук!
Республика искусства
          в смертельной опасности —
в опасности краска,
         слово,
            звук.
Громы
    зажаты
       у слова в кулаке, —
а слово
    зовется
       только с тем,
чтоб кланялось
       событью
           слово-лакей,
чтоб слово плелось
         у статей в хвосте.
Брось дрожать
       за шкуры скряжьи!

Голосуем за непрерывку

Колокола.
    Ни гудка,
        ни стука.
Бронзовая скука.
Патлы
   маслом прилампадя,
сапоги
   навакся,
в храм
   живот
     приносит дядя:
«Божья матерь —
       накося!»
Вместе с дядею —
       жена
шествует
    важно.
Как комод —
     сложена,
как павлин —
      ряжена.
Искрестилась толпа,
отмахала локоть.
Волосатого
    попа
надоть
   в лапу
     чмокать.
К дому,
   выполнив обряд,
прутся

Страницы