Игорь Северянин

Ноктюрн

Бледнел померанцевый запад,
В горах голубели туманы,
И гибко, и цепко сплетались
В объятьях над вами лианы.

Сквозь кружева листьев ажурных
Всплывали дворцов арабески,
Смеялись алмазы каскадов
Под их пробужденные плески.

Вам слышался говор природы,
Призывы мечтательных веток,
И вы восхищалися пляской
Стрекоз, грациозных кокеток.

Растенья дышали душисто
Вечерним своим ароматом,
И птицы, блаженствуя, пели—
Как вы, восхищаясь закатом.

Фиолетовый транс

О, Лилия ликеров,— о, Cre'me de Violette!
Я выпил грез фиалок фиалковый фиал…
Я приказал немедля подать кабриолет
И сел на сером клене в атласный интервал.

Затянут в черный бархат, шоффэр — и мой клеврет—
Коснулся рукоятки, и вздрогнувший мотор,
Как жеребец заржавший, пошел на весь простор,
А ветер восхищенный сорвал с меня берэт.

Я приказал дать «полный». Я нагло приказал
Околдовать природу и перепутать путь!
Я выбросил шоффэра, когда он отказал,—
Взревел! и сквозь природу — вовсю и как-нибудь!

Воздушная яхта

Ивану Лукашу

Я вскочила в Стокгольме на летучую яхту,
На крылатую яхту из березы карельской.
Капитан, мой любовник, встал с улыбкой на вахту,—
Закружился пропеллер белой ночью апрельской.

Опираясь на румпель, напевая из Грига,
Обещал он мне страны, где в цвету абрикосы,
Мы надменно следили эволюции брига,
Я раскрыла, как парус, бронзоватые косы.

Приставали к Венере, приставали к Сатурну,
Два часа пробродили по ледяной луне мы.
Там в саду урны с негой; принесли мне в сад урну.
На луне все любезны, потому что все немы.

Chanson coquette

Над морем сидели они на веранде,
Глаза устремив к горизонту.
Виконт сомневался в своей виконтессе,
Она доверяла виконту.

Но пели веселые синие волны
И вечера южного влага,
И пела душа, танцевавшая в море:
«Доверие — высшее благо»…

И песнь поднималась легко на веранде,
Смущение верилось зонту…
Виконт целовал башмачок виконтессы,
Она отдавалась виконту!

Сонет («Мы познакомились с ней в опере,— в то время...»)

Мы познакомились с ней в опере,— в то время,
Когда Филина пела полонез.
И я с тех пор — в очарованья дреме,
С тех пор она — в рядах моих принцесс.

Став одалиской в грезовом гареме,
Она едва ли знает мой пароль…
А я седлаю Память: ногу в стремя,—
И еду к ней, непознанный король.

Влюблен ли я, дрожит в руке перо ль,
Мне все равно; но вспоминать мне сладко
Ту девушку и данную мне роль.

Ее руки душистая перчатка
И до сих пор устам моим верна…
Но встречу вновь посеять — нет зерна!

Сказка сиреневой кисти

Напевая лунные ноктюрны,
Бредил Май о призрачной вакханке,
Охлаждал свой жар росой из урны,
И скользили ножки, точно санки,
Порошею бело-яблоновой.
Скованы желанья знойным хмелем…
И блистая белизной слоновой
Ровных зубок, шепчет Ночь: «Постелем
Свадебное ложе на поляне,
Набросаем ландышей, азалий
Там, где бродят вдумчивые лани,
Там, где мы впервые рассказали
Сердцем сердцу смутные волненья,
Ожидая тщетно выполненья,
Как шагов невыясненных в зале»…
Тут луна скользнула в аметисте

Мой монастырь

Мой монастырь — не в сводах камня,
Не на далеких островах,—
В устоях духа нерушимых,
В идее: жизнь земная — прах.

Мой монастырь — не в песнопеньях,
Не в облегчении молитв,—
В делах, где принцип справедливость,
В непониманьи смысла битв.

Мой монастырь — не в истязаньи
Бездушной плоти,— в грезе вширь,
В неверии в бессмертье ада
И в вере в Рай — мой монастырь.

Тленность Ада

Человек в немом общеньи
С духом мертвого бессмертным—
В вечном перевоплощеньи,
В восприятии инертном.

Дух проходит много стадий,
Совершенствуясь величьем;
Только в высшем он разряде
Будет одарен безличьем.

Все земные оболочки
Только временны и тленны
И нужны для проволочки
Достиженья неизменно.

Интуитивностью слуха
Я вдаюсь в предположенье—
Совершенствованья духа
До известного мгновенья;

Великому современнику

На пустынной дороге, у старой часовни,
Где старушка-зима в белой шубе брела,
Где скрипучий мороз забирался под дровни,—
Наша первая встреча, учитель, была.

Кротко встретились мы. Как-то ласково молча,
Мы с тобою пошли в твой приветливый дом.
Отчего эта песня далекая волчья,
Что скучала тогда, мне звучала потом?

Отчего, отчего эти бледные блики
Той особой луны не погасли теперь?
Отчего так близки, так безмерно велики
Этот дом, этот сад, эти сени и дверь?

Страницы