Иван Алексеевич Бунин

Гробница рахили

«И умерла, и схоронил Иаков
Ее в пути…» И на гробнице нет
Ни имени, ни надписей, ни знаков.

Ночной порой в ней светит слабый свет,
И купол гроба, выбеленный мелом,
Таинственною бледностью одет,

Я приближаюсь в сумраке несмело
И с трепетом целую мел и пыль
На этом камне выпуклом и белом…

Сладчайшее из слов земных! Рахиль!

1907

Там, в полях, на погосте...

Там, в полях, на погосте,
В роще старых берёз,
Не могила, не кости—
Царство радостных грёз.
Летний ветер мотает
Зелень длинных ветвей—
И ко мне долетает
Свет улыбки твоей.
Не плита, не распятье—
Предо мной до сих пор
Институтское платье
И сияющий взор.
Разве ты одинока?
Разве ты не со мной?
В нашем прошлом, далёком,
Где и я был иной?
В мире круга земного,
Настоящего дня,
Молодого, былого
Нет давно и меня!

Судный день

В щит золотой, висящий у престола,
Копьем ударит ангел Израфил—
И саранчой вдоль сумрачного дола
Мы потечем из треснувших могил.

Щит загудит – и ты восстанешь, боже,
И тень твоя падет на судный дол,
И будет твердь подобна красной коже,
Повергнутой кожевником в рассол.

8.VIII.12

Теплой ночью, горною тропинкой...

Теплой ночью, горною тропинкой,
Я иду в оливковом лесу.
Вижу в небе белый, ясный месяц,
В сердце радость мирную несу.

Свет и тень по мне проходят сетью.
Редкий лес похож на серый сад.
Над горой далекой и высокой
Две звезды полночные лежат.

Вот и дома. Белый, ясный месяц—
Против белой мазанки моей.
И всю ночь хрустальными ручьями
Звон цикад журчит среди камней.

4.IХ.13

Роса, при бледно-розовом огне...

Роса, при бледно-розовом огне
Далекого востока, золотится.
В степи сидит пустушка па копне.
В степи рассвет, в степи роса дымится.

День впереди, столь радостный для нас,
А сзади ночь, похожая на тучу.
Спят пастухи. Бараны сбились в кучу,
Сверкая янтарями спящих глаз.

2.IХ.15

Пустыня в тусклом, жарком свете...

Пустыня в тусклом, жарком свете.
За нею – розовая мгла.
Там минареты и мечети,
Их росписные купола.

Там шум реки, базар под сводом,
Сон переулков, тень садов—
И, засыхая, пахнут медом
На кровлях лепестки цветов.

30.Х.15

Бледнеет ночь...

Бледнеет ночь… Туманов пелена
В лощинах и лугах становится белее,
Звучнее лес, безжизненней луна
И серебро росы на стеклах холоднее.

Еще усадьба спит… В саду еще темно,
Недвижим тополь матово-зеленый,
И воздух слышен мне в открытое окно,
Весенним ароматом напоенный…

Уж близок день, прошел короткий сон—
И, в доме тишине не нарушая,
Неслышно выхожу из двери на балкон
И тихо светлого восхода ожидаю…

1888

Под орган душа тоскует...

Под орган душа тоскует,
Плачет и поет.
Торжествует, негодует
Горестно зовет:

О благий и скорбный! Буди
Милостив к земле!
Скудны, нищи, жалки люди
И в добре, и в зле!

О Исусе, в крестной муке
Преклонивший лик!
Есть святые в сердце звуки,—
Дай для них язык!

Родина

Под небом мертвенно-свинцовым
Угрюмо меркнет зимний день,
И нет конца лесам сосновым,
И далеко до деревень.

Один туман молочно-синий,
Как чья-то кроткая печаль,
Над этой снежною пустыней
Смягчает сумрачную даль.

1896

Как дым, седая мгла мороза...

Как дым, седая мгла мороза
застыла в сумраке ночном.
Как привидение береза
стоит, серея за окном.

Таинственно в углах стемнело,
чуть светит печь, и чья-то тень
над всем простерлася несмело,—
грусть, провожающая день.

Грусть, разлитая на закате
в полупомеркнувшей золе,
и в тонком теплом аромате
сгоревших дров, и в полумгле.

И в тишине – такой угрюмой,
как будто бледный призрак дня
с какою-то глубокой думой
глядит сквозь сумрак на меня.

Страницы