Поэзия

Стансы («Люблю, когда, борясь с душою...»)

Люблю, когда, борясь с душою,
Краснеет девица моя:
Так перед вихрем и грозою
Красна вечерняя заря.

Люблю и вздох, что ночью лунной
В лесу из уст ее скользит:
Звук тихий арфы златострунной
Так с хладным ветром говорит.

Но слаще встретить средь моленья
Ее слезу очам моим:
Так, зря спасителя мученья,
Невинный плакал херувим.

Портсигар в траву ушел на треть...

Портсигар в траву
ушел на треть.
И как крышка
блестит
наклонились смотреть
муравьишки всяческие и травишка.
Обалдело дивились
выкрутас монограмме,
дивились сиявшему серебром
полированным,
не стоившие со своими морями и горами
перед делом человечьим
ничего ровно.
Было в диковинку,
слепило зрение им,
ничего не видевшим этого рода.
А портсигар блестел
в окружающее с презрением:
—Эх, ты, мол,
природа!

На земле мир. Во человецех благоволение

Радостный крик греми —
это не краса ли?!
Наконец
наступил мир,
подписанный в Версале.
Лишь взглянем в газету мы —
мир!
Некуда деться!
На земле мир.
Благоволение во человецех.
Только (хотя и нехотя)
заметим:
у греков негоже.
Грек норовит заехать
товарищу турку по роже.
Да еще
Пуанкаре
немного
немцев желает высечь.
Закинул в Рур ногу
солдат 200 тысяч!
Еще, пожалуй,
в Мѐмеле
Литвы поведенье игриво —
кого-то
за какие-то земли

Универсальный ответ

Мне
        надоели ноты —
много больно пишут что-то.
Предлагаю
    без лишних фраз
универсальный ответ —
         всем зараз.
Если
         нас
    вояка тот или иной
захочет
    спровоцировать войной, —
наш ответ:
нет!
А если
    даже в мордобойном вопросе
руку протянут —
         на конференцию, мол, просим, —
всегда
ответ:
    да!
Если
         держава
           та или другая
ультиматумами пугает, —
наш ответ:
нет!

Загадка («Непостижною святынею...»)

Непостижною святынею
Перед нами, без речей,
Небо круглою равниною
Блещет в ризе из лучей.

Что же там за далью синею,
Далью, видной для очей,
Где слито оно с пустынею
Днем и в сумраке ночей?

Не понять нам. Чудной тайностью
То для глаз облечено;
И постигнутые крайностью,

Видим только мы одно,
Что мир создан не случайностью,
Есть начальное зерно…

Казак

Раз, полунощной порою,
  Сквозь туман и мрак,
Ехал тихо над рекою
  Удалой казак.

Черна шапка набекрени,
  Весь жупан в пыли.
Пистолеты при колене,
  Сабля до земли.

Верный конь, узды не чуя,
  Шагом выступал;
Гриву долгую волнуя,
  Углублялся вдаль.

Вот пред ним две-три избушки,
  Выломан забор;
Здесь — дорога к деревушке,
  Там — в дремучий бор.

«Не найду в лесу девицы,—
  Думал хват Денис —
Уж красавицы в светлицы
  На ночь убрались».

Эскиз вечерний

Она идет тропинкой в гору.
Закатный отблеск по лицу
И по венчальному кольцу
Скользит оранжево. Бел ворот
Ее рубашечки сквозной.
Завороженная весной,
Она идет в лиловый домик,
Задумавшийся над рекой.
Ее душа теперь в истоме,
В ее лице теперь покой.
Озябший чай и булки с маслом
Ее встречают на столе.
И на лице ее угаслом
К опрозаиченной земле
Читаю нежное презренье,
Слегка лукавую печаль.
Она откидывает шаль
И обдает меня сиренью.

Шумит на дворе непогода...

Шумит на дворе непогода,
А в доме давно уже спят;
К окошку, вздохнув, подхожу я—
Чуть виден чернеющий сад;

На небе так темно, так темно,
И звездочки нет ни одной;
А в доме старинном так грустно
Среди непогоды ночной!

Дождь бьет, барабаня, по крыше,
Хрустальные люстры дрожат;
За шкапом проворные мыши
В бумажных обоях шумят;

Они себе чуют раздолье:
Как скоро хозяин умрет,
Наследник покинет поместье,
Где жил его доблестный род—

Mal'aria

Люблю сей Божий гнев! Люблю сие, незримо
Во всем разлитое, таинственное Зло —
В цветах, в источнике прозрачном, как стекло,
И в радужных лучах и в самом небе Рима.
Все та ж высокая, безоблачная твердь,
Все так же грудь твоя легко и сладко дышит —
Все тот же теплый ветр верхи дерев колышет —
Все тот же запах роз, и это все есть Смерть!..

На рынке

В уборе из цветов и крынок
Открыл ворота старый рынок.
Здесь бабы толсты, словно кадки,
Их шаль невиданной красы,
И огурцы, как великаны,
Прилежно плавают в воде.
Сверкают саблями селедки,
Их глазки маленькие кротки,
Но вот, разрезаны ножом,
Они свиваются ужом.
И мясо, властью топора,
Лежит, как красная дыра,
И колбаса кишкой кровавой
В жаровне плавает корявой,
И вслед за ней кудрявый пес
Несет на воздух постный нос,
И пасть открыта, словно дверь,
И голова, как блюдо,

Страницы