Поэзия

В пяти верстах по полотну...

Весело, весело сердцу! звонко, душа, освирелься!—
Прогрохотал искрометно и эластично экспресс.
Я загорелся восторгом! я загляделся на рельсы!—
Дама в окне улыбалась, дама смотрела на лес.

Ручкой меня целовала. Поздно!— но как же тут «раньше»?..
Эти глаза… вы-фиалки! эти глаза… вы-огни!
Солнце, закатное солнце! твой дирижабль оранжев!
Сяду в него,— повинуйся, поезд любви обгони!

Голосок

Голосок, как колокольчик,
Зазвонил любви слова,
И от гула у поэта
Закружилась голова.

Все могло бы быть так мило,
Но разбито пустячком:
Голосок, твой колокольчик,
Вяло двигал язычком.

Но и вышло очень скучно…
Голосок, ты — дурачок:
Тем приятней колокольчик,
Чем резвее язычок…

Он водил по струнам; упадали...

Он водил по струнам; упадали
Волоса на безумные очи,
Звуки скрыпки так дивно звучали,
Разливаясь в безмолвии ночи.
В них рассказ убедительно-лживый
Развивал невозможную повесть,
И змеиного цвета отливы
Соблазняли и мучили совесть;
Обвиняющий слышался голос,
И рыдали в ответ оправданья,
И бессильная воля боролась
С возрастающей бурей желанья,
И в туманных волнах рисовались
Берега позабытой отчизны,
Неземные слова раздавались
И манили назад с укоризной,
И так билося сердце тревожно,

Итак, опять увиделся я с вами...

Итак, опять увиделся я с вами,
Места немилые, хоть и родные,
Где мыслил я и чувствовал впервые
И где теперь туманными очами,
При свете вечереющего дня,
Мой детский возраст смотрит на меня…
О бедный призрак, немощный и смутный,
Забытого, загадочного счастья!..
О, как теперь без веры и участья
Смотрю я на тебя, мой гость минутный,
Куда как чужд ты стал в моих глазах,
Как брат меньшой, умерший в пеленах…

Бетховен

В тот самый день, когда твои созвучья
Преодолели сложный мир труда,
Свет пересилил свет, прошла сквозь тучу туча,
Гром двинулся на гром, в звезду вошла звезда.
И яростным охвачен вдохновеньем,
В оркестрах гроз и трепете громов,
Поднялся ты по облачным ступеням
И прикоснулся к музыке миров.
Дубравой труб и озером мелодий
Ты превозмог нестройный ураган,
И крикнул ты в лицо самой природе,
Свой львиный лик просунув сквозь орган.
И пред лицом пространства мирового
Такую мысль вложил ты в этот крик,

Дачная шутка

Красновидовские зори,
Лес, цветы да тишина,
Слева Горин, справа Зорин,
Посредине — Шукшина.

А под лепкою фасадов
Рядом с трассами стрижей
Улыбается Асадов —
Самый скромный из людей.

1996 г.

Румянцевой победам

Прядет кудель под потолком
дымок ночлежный.
Я вспоминаю под хмельком
Ваш образ нежный,
как Вы бродили меж ветвей,
стройней пастушек,
вдвоем с возлюбленной моей
на фоне пушек.

Под жерла гаубиц морских,
под Ваши взгляды
мои волнения и стих
попасть бы рады.
И дел-то всех: коня да плеть
и ногу в стремя.
Тем, первым, версты одолеть,
последним — время.

август — сентябрь 1964

Последние поэты

Высокая барка,— мечта-изваянье
В сверканьи закатных оранжевых светов, —
Плыла, увозя из отчизны в изгнанье
Последних поэтов.

Сограждане их увенчали венками,
Но жить им в стране навсегда запретили…
Родные холмы с золотыми огнями
Из глаз уходили.

Дома рисовались, как белые пятна,
Как призрак туманный — громада собора…
И веяло в душу тоской необъятной
Морского простора.

Смотрели, толпясь, исподлобья матросы,
Суров и бесстрастен был взор капитана.
И барка качнулась, минуя утесы,
В зыбях океана.

Кругами двумя

Авто, что Парижем шумят,
Колонны с московской ионией, —
Мысль в напеве кругами двумя:
Ей в грядущие ль дни, в Илион ли ей?

В ночных недвижимых домах,
На улицах, вылитых в площади,
Не вечно ли плач Андромах,
Что стучат с колесницами лошади?

Но осой загудевший биплан,
Паутина надкрышного радио,
Не в сознанье ли вчертанный план,
Чтоб минутное вечностью радовать?

Где в истомную дрожь путь, в конце ль
Скован каменный век с марсианами, —
В дуговую багряную цель
Метить стрелами осиянными?

Наша зала

Мне тихонько шепнула вечерняя зала
Укоряющим тоном, как няня любовно:
—«Почему ты по дому скитаешься, словно
Только утром приехав с вокзала?

Беспорядочной грудой разбросаны вещи,
Погляди, как растрепаны пыльные ноты!
Хоть как прежде с покорностью смотришь в окно ты,
Но шаги твои мерные резче.

В этом дремлющем доме ты словно чужая,
Словно грустная гостья, без силы к утехам.
Никого не встречаешь взволнованным смехом,
Ни о ком не грустишь, провожая.

Страницы