Стихотворения

После изъятий

Известно:
у меня
и у бога
разногласий чрезвычайно много.
Я ходил раздетый,
ходил босой,
а у него —
в жемчугах ряса.
При виде его
гнев свой
еле сдерживал.
Просто трясся.
А теперь бог — что надо.
Много проще бог стал.
Смотрит из деревянного оклада.
Риза — из холста.
—Товарищ бог!
Меняю гнев на милость.
Видите —
даже отношение к вам немного переменилось:
называю «товарищем»,
а раньше —
«господин».
(И у вас появился товарищ один.)
По крайней мере,

Не для нас поповские праздники

Пусть богу старухи молятся.
Молодым —
          не след по церквам.
Эй,
      молодежь!
           Комсомольцы
призывом летят к вам.
Что толку справлять рождество?
Елка —
    дурням только.
Поставят елкин ствол
и топочут вокруг польки.
Коммунистово рождество —
день Парижской Коммуны.
В нем родилась,
       и со дня с того
Коммунизм растет юный.
Кровь,
           что тогда лилась
Парижем
    и грязью предместий,
Октябрем разгорелась,

Дядя Эмэспэо

Славлю,
      от восторга воя,
дядю
    ЭМЭСПЭО я.
Видит дядя:
       вузовцы
в голод
   знанием грузятся.
На голодных вузов глядя,
вдрызг
   расчувствовался дядя.
Говорит,
       глаза коряча:
«Вот вам —
        завтрак разгорячий
Черноморских
      устриц с писком
заедайте
      супом-биском.
Ешьте,
   если к дичи падки,
на жаркое
    куропатки.
Рыбку ели?
    Ах, не ели?
Вот
 на третье вам —
         форели.

Говорят...

Барбюс обиделся — чего, мол, ради критики затеяли спор пустой? Я, говорит, не французский Панаит Истрати, а испанский Лев Толстой.

Говорят, что критики названия растратили — больше сравнивать не с кем! И балканский Горький — Панаит Истрати будет назван ирландским Достоевским.

Говорят — из-за границы домой попав, после долгих во́льтов, Маяковский дома поймал «Клопа» и отнес в театр Мейерхольда.

Говорят — за изящную фигуру и лицо, предчувствуя надобность близкую, артиста Ильинского профессор Кольцов переделал в артистку Ильинскую.

Пир ведьмы

Темно в хате, душно в хате;
Пляшут ложки на столе.
Скачет ведьма на ухвате,
Едет черт на помеле.

Светло в хате, чисто в хате;
Вышла баба из трубы,
Набрала воды в ушате,
Загадала на бобы.

«Приходите, черти, змеи!
Пир дадим, сестра-душа!»
И сняла колдунья с шеи
Двухаршинного ужа…

Кольна

Источник быстрый Каломоны,
Бегущий к дальным берегам,
Я зрю, твои взмущенны волны
Потоком мутным по скалам
При блеске звезд ночных сверкают
Сквозь дремлющий, пустынный лес,
Шумят и корни орошают
Сплетенных в темный кров древес.
Твой мшистый брег любила Кольна,
Когда по небу тень лилась;
Ты зрел, когда, в любви невольна,
Здесь другу Кольна отдалась.

Цицерон

Оратор римский говорил
Средь бурь гражданских и тревоги:
«Я поздно встал — и на дороге
Застигнут ночью Рима был!»
Так!.. но, прощаясь с римской славой,
С Капитолийской высоты
Во всем величье видел ты
Закат звезды ее кровавой!..

Счастлив, кто посетил сей мир
В его минуты роковые —
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был —
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!

В пустыне безбрежного Моря...

В пустыне безбрежного Моря
Я остров нашел голубой,
Где, арфе невидимой вторя,
И ропщет и плачет прибой.

Там есть позабытая вилла,
И, точно видение, в ней
Гадает седая Сибилла,
В мерцаньи неверных огней.

И тот, кто взойдет на ступени,
Пред Вещей преклонится ниц, —
Увидить поблекшие тени
Знакомых исчезнувших лиц.

И кто, преклоняясь, заметит,
Как тускло змеятся огни,
Тот взглядом сильней их засветит, —
И вспомнит погибшие дни.

Один

Посвящается Сергею Львовичу Кобылинскому

Окна запотели.
На дворе луна.
И стоишь без цели
у окна.

Ветер Никнет, споря,
ряд седых берез.
Много было горя…
Много слез…

И встает невольно
скучный ряд годин.
Сердцу больно, больно…
Я один.

Недосказанной речи тревогу...

Недосказанной речи тревогу
Хороню до свиданья в ночи.
Окна терема – все на дорогу,
Вижу слабое пламя свечи.

Ждать ли поздней условленной встречи?
Знаю – юная сердцем в пути,–
Ароматом неведомой встречи
Сердце хочет дрожать и цвести

В эту ночь благовонные росы,
Словно влажные страсти слова,
Тяжко лягут на мягкие косы –
Утром будет гореть голова…

Но несказанной речи тревогу
До свиданья в ночи – не уйму.
Слабый пламень глядит на дорогу,
Яркий пламень дрожит в терему.

6 декабря 1901

Страницы