Константин Батюшков стихи

К Маше

О, радуйся, мой друг, прелестная Мария!
Ты прелестей полна, любови и ума,
С тобою грации, ты грация сама.
Пусть парки век прядут тебе часы златые!
    Амур тебя благословил,
    А я — как ангел говорил.

Послание от практического мудреца мудрецу астафьическому с мудрецом пушкиническим

  Счастлив, кто в сердце носит рай,
  Не изменяемый страстями!
  Тому всегда блистает май
  И не скудеет жизнь цветами!
Ты помнишь, как в плаще издранном Эпиктет
Не знал, что баромЕтр пророчит непогоду,
Что изменяется кругом моральный свет
И Рим готов пожрать вселенныя свободу.
В трудах он закалив и плоть свои и дух,
От зноя не потел, на дождике был сух!
Я буду твердостью превыше Эпиктета.
  В шинель терпенья облекусь
  И к вам нечаянно явлюсь
  С лучами первыми рассвета.

Выздоровление

Как ландыш под серпом убийственным жнеца
  Склоняет голову и вянет,
Так я в болезни ждал безвременно конца
  И думал: парки час настанет.
Уж очи покрывал Эреба мрак густой,
  Уж сердце медленнее билось:
Я вянул, исчезал, и жизни молодой,
  Казалось, солнце закатилось.
Но ты приближилась, о жизнь души моей,
  И алых уст твоих дыханье,
И слезы пламенем сверкающих очей,
  И поцелуев сочетанье,
И вздохи страстные, и сила милых слов
  Меня из области печали —
От Орковых полей, от Леты берегов —

В день рождения N

  О ты, которая была
  Утех и радостей душою!
  Как роза некогда цвела
    Небесной красотою;
Теперь оставлена, печальна и одна,
  Сидя смиренно у окна,
Без песней, без похвал встречаешь день рожденья —
Прими от дружества сердечны сожаленья,
  Прими и сердце успокой.
Что потеряла ты? Льстецов бездушных рой,
Пугалищей ума, достоинства и нравов,
Судей безжалостных, докучливых нахалов.
Один был нежный друг… и он еще с тобой!

Сон воинов (Из поэмы «Иснель и Аслега»)

Битва кончилась, ратники пируют вокруг зажженных дубов…

…Но вскоре пламень потухает,
И гаснет пепел черных пней,
И томный сон отягощает
Лежащих воев средь полей.
Сомкнулись очи; но призрАки
Тревожат краткий их покой:
Иный лесов проходит мраки,
Зверей голодных слышит вой;
Иный на лодке легкой реет
Среди кипящих в море волн;
Веслом десница не владеет,
И гибнет в бездне бренный челн;
Иный места узрел знакомы,
Места отчизны, милый край!
Уж слышит псов домашних лай
И зрит отцов поля и домы
И нежных чад своих… Мечты!
Проснулся в бездне темноты!

Элегия из Тибулла (вольный перевод)

Мессала! Без меня ты мчишься по волнам
С орлами римскими к восточным берегам;
А я, в Феакии оставленный друзьями,
Их заклинаю всем, и дружбой, и богами,
Тибулла не забыть в далекой стороне!
Здесь Парка бледная конец готовит мне,
Здесь жизнь мою прервет безжалостной рукою…
Неумолимая! Нет матери со мною!
Кто будет принимать мой пепел от костра?
Кто будет без тебя, о милая сестра,
За гробом следовать в одежде погребальной
И миро изливать над урною печальной?
Нет друга моего, нет Делии со мной, —

Таврида

Друг милый, ангел мой! сокроемся туда,
Где волны кроткие Тавриду омывают,
И Фебовы лучи с любовью озаряют
Им древней Греции священные места.
  Мы там, отверженные роком,
Равны несчастием, любовию равны,
Под небом сладостным полуденной страны
Забудем слезы лить о жребии жестоком;
Забудем имена фортуны и честей.
В прохладе ясеней, шумящих над лугами,
Где кони дикие стремятся табунами
На шум студеных струй, кипящих под землей,
Где путник с радостью от зноя отдыхает
Под говором древес, пустынных птиц и вод, —

К Никите

Как я люблю, товарищ мой,
Весны роскошной появленье
И в первый раз над муравой
Веселых жаворонков пенье.
Но слаще мне среди полей
Увидеть первые биваки
И ждать беспечно у огней
С рассветом дня кровавой драки.
Какое счастье, рыцарь мой!
Узреть с нагорныя вершины
Необозримый наших строй
На яркой зелени долины!
Как сладко слышать у шатра
Вечерней пушки гул далекий
И погрузиться до утра
Под теплой буркой в сон глубокий
Когда по утренним росам
Коней раздастся первый топот

Н.И. Гнедичу («Ужели слышать всё докучный барабан...»)

Ужели слышать всё докучный барабан?
Пусть дружество еще, проникнув тихим гласом,
Хотя на час один соединит с Парнасом
Того, кто невзначай Ареев вздел кафтан
    И с клячей величавой
  Пустился кое-как за славой.

На перевод «Генриады», или Превращение Вольтера

  «Что это!— говорил Платон, —
  Остановился Флегетон,
Мегера, фурии и Цербер онемели,
  Внимая пенью твоему,
  Певец бессмертный Габриели?
    Умолкни!.. Но сему
    Безбожнику в награду
Поищем страшных мук, ужасных даже аду,
    Соделаем его
    Гнуснее самого
      Сизифа злова!»
Сказал и превратил — о ужас!— в Ослякова.

Страницы