Лирика

Песня об «Аргусе»

Я полагал, с либерального
Есть направленья барыш—
Больше, чем с места квартального.
Что ж оказалося — шиш!
Бог меня свел с нигилистами,
Сами ленятся писать,
Платят всё деньгами чистыми,
Пробовал я убеждать:
«Мне бы хоть десять копеечек
С пренумеранта извлечь:
Ведь даровых-то статеечек
Много… куда их беречь?
Нужно во всём беспристрастие:
Вы их смешайте, друзья,
Да и берите на счастие…
Верьте, любая статья
Встретит горячих хвалителей,
Каждую будут бранить…»

Г-ну («Человек лишь в одиночку...»)

Человек лишь в одиночку
Зол — ошибки не простит,
Мир — «не всяко лыко в строчку»
Спокон веку говорит.
Не умрет в тебе отвага
С ложью, злобой бой вести…
Лишь умышленного шага
По неправому пути
Бойся!.. Гордо поднятая
Вдруг поникнет голова,
Станет речь твоя прямая
Боязлива и мертва.

Сгибнут смелость и решительность,
Овладеет сердцем мнительность
И покинет, наконец,
Даже вера в снисходительность
Человеческих сердец!..

Новый стихотворец и древность

Едва лишь что сказать удастся мне счастливо,
Как Древность заворчит с досадой: «Что за диво!
Я то же до тебя сказала, и давно!»
   Смешна беззубая! Вольно
   Ей после не прийти к невежде!
   Тогда б сказал я то же прежде.

В столице

Свежий запах душистого сена мне напомнил далекие дни,
Невозвратного светлого детства предо мной загорелись огни;
Предо мною воскресло то время, когда мир я безгрешно любил,
Когда не был еще человеком, но когда уже богом я был.

Послание И.М. Муравьеву-Апостолу

Ты прав, любимец муз! От первых впечатлений,
От первых, свежих чувств заемлет силу гений
И им в теченьи дней своих не изменит!
Кто б ни был: пламенный оратор иль пиит,
Светильник мудрости, науки обладатель,
Иль кистью естества немого подражатель,
Наперсник муз,— познал от колыбельных дней,
Что должен быть жрецом парнасских алтарей.
Младенец счастливый, уже любимец Феба,
Он с жадностью взирал на свет лазурный неба,
На зелень, на цветы, на зыбку сень древес,
На воды быстрые и полный мрака лес.

Ночь-отчизна

Предубежденья мировые
Над жизнию парят младой —
Предубежденья роковые
Неодолимой чередой.

Неодолимо донимают,
Неутолимы и грозны,
В тот час, как хаос отверзают
С отчизны хлынувшие сны.

Слетают бешено в стремнины,
В тьмы безглагольные край
За годом горькие годины.
Оскудевают дни мои.

Свершайся надо мною, тризна
Оскудевайте, дни мои!
Паду, отверстая отчизна,
В темнот извечные рои.

Променад

Красотка летит вдоль аллеи
в карете своей золоченой.
Стоят на запятках лакеи
в чулках и в ливрее зеленой.

На кружевах бархатной робы
всё ценные камни сияют.
И знатные очень особы
пред ней треуголку снимают.

Карета запряжена цугом…
У лошади в челке эгретка
В карете испытанным другом
с ней рядом уселась левретка.

На лошади взмыленно снежной
красавец наездник промчался,
он, ветку акации нежной
сорвав на скаку, улыбался.

Работа («Единое счастье — работа...»)

Единое счастье — работа,
В полях, за станком, за столом, —
Работа до жаркого пота,
Работа без лишнего счета, —
Часы за упорным трудом!

Иди неуклонно за плугом,
Рассчитывай взмахи косы,
Клонись к лошадиным подпругам,
Доколь не заблещут над лугом
Алмазы вечерней росы!

На фабрике в шуме стозвонном
Машин, и колес, и ремней
Заполни с лицом непреклонным
Свой день, в череду миллионном,
Рабочих, преемственных дней!

В полуночной тиши бессонницы моей...

В полуночной тиши бессонницы моей
Встают пред напряженным взором
Былые божества, кумиры прежних дней,
С их вызывающим укором.

И снова я люблю, и снова я любим,
Несусь вослед мечтам любимым,
А сердце грешное томит меня своим
Неправосудьем нестерпимым.

Богини предо мной, давнишние друзья,
То соблазнительны, то строги,
Но тщетно алтарей ищу пред ними я:
Они — развенчанные боги.

От бабушки до Esther

баба́ля мальчик
тре́стень гу́бка
рукой саратовской в мыло уйду
сыры́м седе́ньем
ще́ниша ва́льги
кудрявый носик
платком обут —
капот в балах
скольжу трамваем
Владимирскую поперёк
посельницам
сыру́нду сваи
грубить татарину
в окно.
мы улицу
валу́нно ла́чим
и валенками набекрень
и жёлтая рука иначе
купается меж деревень.
шлён и студень
фарсится шляпой
лишь горсточка
лишь только три
лишь настежь балериной снята
и ту́кается у ветрин.

Страницы