Лирика

Отставной военный

Вот к дому, катя по аллеям,
с нахмуренным Яшкой —
с лакеем,
подъехал старик, отставной генерал с деревяшкой.

Семейство,
чтя русский
обычай, вело генерала для винного действа
к закуске.

Претолстый помещик, куривший сигару,
напяливший в полдень поддевку,
средь жару
пил с гостем вишневку.

Опять вдохновенный,
рассказывал, в скатерть рассеянно тыча окурок,
военный
про турок:
«Приехали в Яссы…
Приблизились к Турции…»
Вились вкруг террасы
цветы золотые настурции.

Не сердись и прости. Ты цветешь одиноко...

…и поздно желать,
Все минуло: и счастье и горе.
Вл. Соловьев

Не сердись и прости. Ты цветешь одиноко,
Да и мне не вернуть
Этих снов золотых, этой веры глубокой…
Безнадежен мой путь.

Мыслью сонной цветя, ты блаженствуешь много,
Ты лазурью сильна.
Мне – другая и жизнь, и другая дорога,
И душе – не до сна.

Верь – несчастней моих молодых поклопений
Нет в обширной стране,
Где дышал и любил твой таинственный гений,
Безучастный ко мне.

10 июня 1901

Когда взойдёт денница золотая ...

Когда взойдёт денница золотая,
Горит эфир,
И ото сна встает, благоухая,
Цветущий мир,
И славит всё существованья сладость, —
С душой твоей
Что в пору ту, скажи: живая радость,
Тоска ли в ней?

Когда на дев цветущих и приветных,
Перед тобой
Мелькающих в одеждах разноцветных,
Глядишь порой,
Глядишь и пьёшь их томных взоров сладость, —
С душой твоей
Что в пору ту, скажи: живая радость,
Тоска ли в ней?

Я обнял эти плечи и взглянул ...

М. Б.

Я обнял эти плечи и взглянул
на то, что оказалось за спиною,
и увидал, что выдвинутый стул
сливался с освещенною стеною.
Был в лампочке повышенный накал,
невыгодный для мебели истертой,
и потому диван в углу сверкал
коричневою кожей, словно желтой.
Стол пустовал. Поблескивал паркет.
Темнела печка. В раме запыленной
застыл пейзаж. И лишь один буфет
казался мне тогда одушевленным.

2 февраля 1962

Встреча после разлуки

Забытая, былая обстановка:
Заснувший парк, луны застывший свет,
И у плеча смущенная головка.

Когда-то ей шептал я (в волнах лет)
Признания, звучавшие, как слезы,
В тиши ловя ласкающий ответ.

Но так давно,— по воле скучной прозы,
Мы разошлись, и только в мире тьмы
Ее лицо мне рисовали грезы.

Зачем же здесь, как прежде, рядом мы,
В объятиях, сплетая жадно руки,
Под тенями сосновой бахромы!

Зачем года проносятся, как звуки,
Зачем в мечтах туманятся года,
И вот уж нет, и не было разлуки!

Мечты любимые, заветные мечты...

Мечты любимые, заветные мечты,
Виденья радости — и красоты!

Вы спите, нежные, в расписанных гробах,
Нетленные, прекрасные, но прах.

От ветра и лучей, в молчаньи пирамид,
Таимы,— вы храните прежний вид.

И только я один, по лестнице крутой,
Схожу порой в молитвенный покой.

Вы, неподвижные, встречаете меня
Улыбкой прежде нежившего дня.

Вы мне, безмолвные, спокойствием своим,
Вновь говорите: «Рай недостижим!»

И долго я смотрю на давние черты,
Мечты заветные, мои мечты!

Три яблока

Три яблока, излюбленных преданьем,
Три символа земного мятежа,
В саду веков, воссозданном сознаньем,
Они горят, под ветром грез дрожа.

Ты, яблоко губительное Евы!
Ты вырвало из глаз эдемский свет,
На нас обрушив божеские гневы, —
Но было то — восстанье на запрет!

Другое — яблоко Вильгельма Теля, —
Свободы весть промчало над землей:
Одной стрелой в родного сына целя,
Стрелок в тиранов метился другой!

Звезды горят над безлюдной землею

Звезды горят над безлюдной землею,
Царственно блещет святое созвездие Пса:
Вдруг потемнело – и огненно-красной змеею
Кто-то прорезал над темной землей небеса.

Путник, не бойся! В пустыне чудесного много.
Это не вихри, а джинны тревожат ее,
Это архангел, слуга милосердного Бога,
В демонов ночи метнул золотое копье.

1903

Поэтам

Сердце трепещет отрадно и больно,
Подняты очи, и руки воздеты.
Здесь на коленях я снова невольно,
Как и бывало, пред вами, поэты.

В ваших чертогах мой дух окрылился,
Правду провидит он с высей творенья;
Этот листок, что иссох и свалился,
Золотом вечным горит в песнопеньи.

Только у вас мимолетные грезы
Старыми в душу глядятся друзьями,
Только у вас благовонные розы
Вечно восторга блистают слезами.

Тише целуются...

Тише целуются
—комната пуста —
ломкими изгибами —
—полные уста: —
ноги были белые:
пу снегу устал.

Разве сандалии
ходят по песку?
Разве православные
церкви расплесну?
Или только кошечки
писают под стул?

Тянутся маёвками
красные гробб
ситцевые девушки —
пу небу губа;
кружится и пляшется
будто бы на бал.

Груди как головы
тело — молоко
глазом мерцальная
солнцем высоко…
Бог святая Троица
в небо уколол.

Страницы