Стихи о судьбе

В наемной комнате

В наемной комнате все ранит сердце:
И рама зеркала, и стульев стиль,
Зачем-то со стены глядящий Герцен,
И не сметенная с комода пыль.

Нежней прильни ко мне; глаза закроем;
И будем слушать шаг печальных дум,
Как будто мы сошли на дно морское,
Где бледен солнца свет и смутен шум.

Твое дыхание мне рядом слышно,
Замедленный твой пульс слежу рукой…
Подводные цветы надменно пышны,
И разноцветных рыб мелькает рой.

Товарищам интеллигентам

Еще недавно, всего охотней
Вы к новым сказкам клонили лица:
Уэллс, Джек Лондон, Леру и сотни
Других плели вам небылицы.

И вы дрожали, и вы внимали,
С испугом радостным, как дети,
Когда пред вами вскрывались дали
Земле назначенных столетий.

Вам были любы — трагизм и гибель
Иль ужас нового потопа,
И вы гадали: в огне ль, на дыбе ль
Погибнет старая Европа?

И вот свершилось. Рок принял грезы,
Вновь показал свою превратность:
Из круга жизни, из мира прозы
Мы вброшены в невероятность!

В Шенбрунне

Нежен первый вздох весны,
Ночь тепла, тиха и лунна.
Снова слезы, снова сны
В замке сумрачном Шенбрунна.

Чей-то белый силуэт
Над столом поникнул ниже.
Снова вздохи, снова бред:
«Марсельеза! Трон!.. В Париже…»

Буквы ринулись с страниц,
Строчка-полк. Запели трубы…
Капли падают с ресниц,
«Вновь с тобой я!» шепчут губы.

Лампы тусклый полусвет
Меркнет, ночь зато светлее.
Чей там грозный силуэт
Вырос в глубине аллеи?

Грудь Ваша благоуханна...

—Грудь Ваша благоуханна,
Как розмариновый ларчик…
Ясновельможна панна…
—Мой молодой господарчик…

—Чем заплачу за щедроты:
Темен, негромок, непризнан…
Из-под ресничного взлету
Что-то ответило: — Жизнью!

В каждом пришельце гонимом
Пану мы Иезусу — служим…
Мнет в замешательстве мнимом
Горсть неподдельных жемчужин.

Перлы рассыпались,— слезы!
Каждой ресницей нацелясь,
Смотрит, как в прахе елозя,
Их подбирает пришелец.

Преображение

1

Облаки лают,
Ревет златозубая высь…
Пою и взываю:
Господи, отелись!

Перед воротами в рай
Я стучусь:
Звездами спеленай
Телицу Русь.

За тучи тянется моя рука,
Бурею шумит песнь,
Небесного молока
Даждь мне днесь.

Грозно гремит твой гром,
Чудится плеск крыл.
Новый Содом
Сжигает Егудиил.

Но твердо, не глядя назад,
По ниве вод
Новый из красных врат
Выходит Лот.

2

Элегия («О! Если б дни мои текли...»)

      О! Если б дни мои текли
На лоне сладостном покоя и забвенья,
      Свободно от сует земли
   И далеко от светского волненья,
Когда бы, усмиря мое воображенье,
Мной игры младости любимы быть могли,
   Тогда б я был с весельем неразлучен,
      Тогда б я верно не искал
Ни наслаждения, ни славы, ни похвал.
   Но для меня весь мир и пуст и скучен,
Любовь невинная не льстит душе моей:
   Ищу измен и новых чувствований,
Которые живят хоть колкостью своей
Мне кровь, угасшую от грусти, от страданий,

Бюрократиада

Прабабушка бюрократизма

Бульвар.
Машина.
Сунь пятак —
что-то повертится,
пошипит гадко.
Минуты через две,
приблизительно так,
из машины вылазит трехкопеечная
шоколадка.
Бараны!
Чего разглазелись кучей?!
В магазине и проще,
и дешевле,
и лучше.

Вчерашнее

Черт,
сын его
или евонный брат,
расшутившийся сверх всяких мер,
раздул машину в миллиарды крат
и расставил по всей РСФСР.
С ночи становятся людей тени.

Будь готов!

Уверяла дурой дура:
нам не дело-де до Рура.
Из-за немцев,
      за германцев
лбам-де русским не ломаться.
Что, мол, Англия —
         за морем,
от нее нам мало горя!
Пусть, мол, прет
      к Афганистану:
беспокоиться не стану.
Эти речи
       тем, кто глуп.
Тот,
       кто умный,
      смотрит в глубь.
Если где елозит Юз,
намотай себе на ус,
а повел Керзон рукой,
намотай на ус другой.
А на третий
          (если есть)
намотай о Польше весть.
Мы

На возвратном пути

I

   Грустный вид и грустный час —
   Дальний путь торопит нас…
   Вот, как призрак гробовой,
   Месяц встал — и из тумана
   Осветил безлюдный край…
      Путь далек — не унывай…

   Ах, и в этот самый час,
   Там, где нет теперь уж нас,
   Тот же месяц, но живой,
   Дышит в зеркале Лемана…
   Чудный вид и чудный край —
      Путь далек — не вспоминай…

II

Только русский

Только русский, знавший с детства
Тяжесть вечной духоты,
С жизнью ваявший, как наследство,
Дедов страстные мечты;

Тот, кто выпил полной чашей
Нашей прошлой правды муть, —
Без притворства может к нашей
Новой вольности примкнуть!

Мы пугаем. Да, мы — дики,
Тесан грубо наш народ;
Ведь века над ним владыки
Простирали тяжкий гнет, —

Но когда в толпе шумливой,
Слышишь брань и буйный крик, —
Вникни думой терпеливой,
В новый, пламенный язык.

Страницы