Лирика

Вам!

Вам, проживающим за оргией оргию,
имеющим ванную и теплый клозет!
Как вам не стыдно о представленных к Георгию
вычитывать из столбцов газет?!

Знаете ли вы, бездарные, многие,
думающие, нажраться лучше как, —
может быть, сейчас бомбой ноги
выдрало у Петрова поручика?..

Если б он, приведенный на убой,
вдруг увидел, израненный,
как вы измазанной в котлете губой
похотливо напеваете Северянина!

Четырехэтажная халтура

В центре мира
       стоит Гиз —
оправдывает штаты служебный раж.
Чтоб книгу
     народ
        зубами грыз,
наворачивается
        миллионный тираж.
Лицо
   тысячеглазого треста
            блестит
электричеством ровным.
Вшивают
     в Маркса
         Аверченковы листы,
выписывают гонорары Цицеронам.
Готово.
    А зав
       упрется назавтра
в заглавие,
     как в забор дышлом.
Воедино
    сброшировано
           12 авторов!

Добудь второй!

Рабочая
   родина родин —
трудом
   непокорным
           гуди!
Мы здесь,
        мы на страже,
          и орден
привинчен
    к мильонной груди.
Стой,
     миллионный,
незыблемый мол —
краснознаменный
гранит-комсомол.
От первых боев
          до последних
мы шли
   без хлебов и без снов —
союз
    восемнадцатилетних
рабоче-крестьянских сынов.
В бой, мильоны!
Белых —
       в помол!
Краснознаменный,
гордись, комсомол!

Красавицы

В смокинг вштопорен,
побрит что надо.
По гранд
       по опере
гуляю грандом.
Смотрю
      в антракте —
красавка на красавице.
Размяк характер —
всё мне
   нравится.
Талии —
       кубки.
Ногти —
       в глянце.
Крашеные губки
розой убиганятся.
Ретушь —
    у глаза.
Оттеняет синь его.
Спины
   из газа
цвета лососиньего.
Упадая
   с высоты,
пол
 метут
    шлейфы.
От такой
      красоты
сторонитесь, рефы.

Романс

Под вечер, осенью ненастной,
В далеких дева шла местах
И тайный плод любви несчастной
Держала в трепетных руках.
Всё было тихо — лес и горы,
Всё спало в сумраке ночном;
Она внимательные взоры
Водила с ужасом кругом.

И на невинном сем творенье,
Вздохнув, остановила их…
«Ты спишь, дитя, мое мученье,
Не знаешь горестей моих,
Откроешь очи и тоскуя
Ко груди не прильнешь моей.
Не встретишь завтра поцелуя
Несчастной матери твоей.

Похороны

1

Страна облачается в траур—
Великий поэт опочил…
И замер от горя преемник,
Чей гений певец отличил.

Театры беззвучны, как склепы;
На зданиях — черный кумач;
Притихли людей разговоры;
Бесслезен их искренний плач.

Лишилась держава пророка,
Устала святая звезда,
Светившая темному миру
Путь мысли, любви и труда.

Унылы холодные зори,
И мглисты бесцветные дни,
А ночи, как горе, глубоки,
Как злоба, жестоки они.

Не ветер, вея с высоты...

Не ветер, вея с высоты,
Листов коснулся ночью лунной;
Моей души коснулась ты—
Она тревожна, как листы,
Она, как гусли, многострунна.
Житейский вихрь ее терзал
И сокрушительным набегом,
Свистя и воя, струны рвал
И заносил холодным снегом.
Твоя же речь ласкает слух,
Твое легко прикосновенье,
Как от цветов летящий пух,
Как майской ночи дуновенье…

Самовар

Самовар, владыка брюха,
Драгоценный комнат поп!
В твоей грудке вижу ухо,
В твоей ножке вижу лоб.
Император белых чашек,
Чайников архимандрит,
Твой глубокий ропот тяжек
Тем, кто миру зло дарит.
Я же — дева неповинна,
Как нетронутый цветок.
Льется в чашку длинный-длинный,
Тонкий, стройный кипяток.
И вся комнатка-малютка
Расцветает вдалеке,
Словно цветик-незабудка
На высоком стебельке.

Страницы