Лирика

Опять гитара

Заманя,
Помаргивает светляками
На нас —
—Скат…
На меня
Вздрагивают глаз —
Твоих —
—Умерки…

И —
тенеет: малиново-апельсинный
Закат —
В малиново-апельсинные
Сумерки…

Отуманенная, остуженная, серебряная
Вода
Под ногами, под нами —
Там…

Что-то, под гору замирающее
В хрусте…

Там —
Под нами, под ногами —
Вниз убегающие
Года,
Поднимающие
Туманами —
Серебряные
Грусти…

Деревня

Г.А. Рачинскому

Снова в поле, обвеваем
Легким ветерком.
Злое поле жутким лаем
Всхлипнет за селом.

Плещут облаком косматым
По полям седым
Избы, роем суковатым
Изрыгая дым.

Ощетинились их спины,
Как сухая шерсть.
День и ночь струят равнины
В них седую персть.

Огоньками злых поверий
Там глядят в простор,
Как растрепанные звери
Пав на лыс-бугор.

Придавила их неволя,
Вы — глухие дни.
За бугром с пустого поля
Мечут головни,

Наслаждайтесь: всё проходит! ...

Наслаждайтесь: всё проходит!
То благой, то строгий к нам,
Своенравно рок приводит
Нас к утехам и к бедам.
Чужд он долгого пристрастья:
Вы, чья жизнь полна красы,
На лету ловите счастья
Ненадежные часы.

Не ропщите: всё проходит
И ко счастью иногда
Неожиданно приводит
Нас суровая беда.
И веселью и печали
На изменчивой земле
Боги праведные дали
Одинакие криле.

На бульваре

С опущенным взором, в пелериночке белой,
Она мимо нас мелькнула несмело, —
С опущенным взором, в пелериночке белой.

Это было на улице, серой и пыльной,
Где деревья бульвара склонялись бессильно,
Это было на улице, серой и пыльной.

И только небо — всегда голубое —
Сияло, прекрасное, в строгом покое,
Одно лишь небо, всегда голубое!

Мы стояли с тобой молчаливо и смутно…
Волновалась улица жизнью минутной.
Мы стояли с тобой молчаливо и смутно.

К Адалис

Твой детски женственный анализ
Любви, «пронзившей метко» грудь,
Мечте стиха дает, Адалис,
Забытым ветром вновь вздохнуть.

День обмирал, сжигая сосны;
Кричали чайки вдоль воды;
Над лодкой реял сумрак росный;
Двоих, нас метил свет звезды.

Она сгибалась; вечер бросил
Ей детскость на наклоны плеч;
Следил я дрожь их, волю весел
Не смея в мертвой влаге влечь.

Я знал, чей образ ночью этой
Ей бросил «розу на кровать»…
Той тенью, летним днем прогретой,
Как давним сном, дышу опять —

Соревнования короста...

Соревнования короста
В нас не осилила родства.
И поделили мы так просто:
Твой — Петербург, моя — Москва.

Блаженно так и бескорыстно
Мой гений твоему внимал.
На каждый вздох твой рукописный
Дыхания вздымался вал.

Но вал моей гордыни польской —
Как пал он!— С златозарных гор
Мои стихи — как добровольцы
К тебе стекались под шатер…

Дойдет ли в пустоте эфира
Моя лирическая лесть?
И безутешна я, что женской лиры
Одной, одной мне тягу несть.

Запели тесаные дроги...

Запели тесаные дроги,
Бегут равнины и кусты.
Опять часовни на дороге
И поминальные кресты.

Опять я теплой грустью болен
От овсяного ветерка,
И на известку колоколен
Невольно крестится рука.

О Русь, малиновое поле
И синь, упавшая в реку,
Люблю до радости и боли
Твою озерную тоску.

Холодной скорби не измерить,
Ты на туманном берегу.
Но не любить тебя, не верить —
Я научиться не могу.

Колокол дремавший разбудил поля...

Колокол дремавший
Разбудил поля,
Улыбнулась солнцу
Сонная земля.

Понеслись удары
К синим небесам,
Звонко раздается
Голос по лесам.

Скрылась за рекою
Белая луна,
Звонко побежала
Резвая волна.

Тихая долина
Отгоняет сон,
Где-то за дорогой
Замирает звон.

Пожар и алмаз

   Из малой искры став пожаром,
    Огонь, в стремленьи яром,
По зданьям разлился в глухой полночный час.
    При общей той тревоге,
    Потерянный Алмаз
Едва сквозь пыль мелькал, валяясь по дороге.
   «Как ты, со всей своей игрой»,
  Сказал Огонь: «ничтожен предо мной!
  И сколь навычное потребно зренье,

Кавказу

Кавказ! далекая страна!
Жилище вольности простой!
И ты несчастьями полна
И окровавлена войной!..
Ужель пещеры и скалы
Под дикой пеленою мглы
Услышат также крик страстей,
Звон славы, злата и цепей?…
Нет! прошлых лет не ожидай,
Черкес, в отечество свое:
Свободе прежде милый край
Приметно гибнет для нее.

Страницы