Русская поэзия

Селькор

Город растет,
      а в далекой деревне,
в тихой глуши
      медвежья угла
все еще
   стынет
      в дикости древней
старый,
   косматый,
         звериный уклад.
Дико в деревне,
         и только селькоры,
жизнь
   подставляя
         смертельным рискам,
смело
   долбят
      непорядков горы
куцым
   своим
      карандашным огрызком.
Ходит
   деревнею
          слух ухатый:
«Ванька — писатель!» —
            Банда кулацкая,

Не все то золото, что хозрасчет

Рынок
   требует
      любовные стихозы.
Стихи о революции?
         на кой они черт!
Их смотрит
     какой-то
         испанец «Хо́зе» —
Дон Хоз-Расчет.
Мал почет,
     и бюджет наш тесен.
Да еще
   в довершенье —
           промежду нас —
нет
  ни одной
      хорошенькой поэтессы,
чтоб привлекала
        начальственный глаз.
Поэта
   теснят
      опереточные дивы,
теснит
   киношный
        размалеванный лист.
—Мы, мол, массой,

Пирующие студенты

Друзья! досужный час настал;
  Всё тихо, все в покое;
Скорее скатерть и бокал!
  Сюда, вино златое!
Шипи, шампанское, в стекле.
  Друзья, почто же с Кантом
Сенека, Тацит на столе,
  Фольянт над фолиантом?
Под стол холодных мудрецов,
  Мы полем овладеем;
Под стол ученых дураков!
  Без них мы пить умеем.

К самому себе

Ты унываешь о днях, невозвратно протекших,
Горестной мыслью, тоской безнадежной их призывая, —
Будь настоящее твой утешительный гений!
Веря ему, свой день проводи безмятежно!
Легким полетом несутся дни быстрые жизни!
Только успеем достигнуть до полныя зрелости мыслей,
Только увидим достойную цель пред очами —
Все уж для нас прошло, как мечта сновиденья,
Призрак фантазии, то представляющей взору
Луг, испещренный цветами, веселые холмы, долины;
То пролетающей в мрачной одежде печали
Дикую степь, леса и ужасные бездны.

Русалки

Мы знаем страсть, но страсти не подвластны.
Красою наших душ и наших тел нагих
Мы только будим страсть в других,
А сами холодно-бесстрастны.

Любя любовь, бессильны мы любить.
Мы дразним и зовем, мы вводим в заблужденье,
Чтобы напиток охлажденья
За знойной вспышкой жадно пить.

Наш взгляд глубок и чист, как у ребенка.
Мы ищем Красоты и мир для нас красив,
Когда, безумца погубив,
Смеемся весело и звонко.

Асе (при прощании с ней)

Лазурь бледна: глядятся в тень
Громадин каменные лики:
Из темной ночи в белый день
Сверкнут стремительные пики.

За часом час, за днями дни
Соединяют нас навеки:
Блестят очей твоих огни
В полуопущенные веки.

Последний, верный, вечный друг, —

Возмездие

1

Пусть вокруг свищет ветер сердитый,
облака проползают у ног.
Я блуждаю в горах,— позабытый,
в тишине замолчавший пророк.

Горький вздох полусонного кедра.
Грустный шепот: «Неси же свой крест…»
Черный бархат истыкан так щедро
бесконечностью огненных звезд.

Великан, запахнувшийся в тучу,
как утес, мне грозится сквозь мглу.
Я кричу, что осилю все кручи,
не отдам себя в жертву я злу.

2

Предчувствие («Во мгле, под шумный гул метели...»)

Во мгле, под шумный гул метели,
Найду ль в горах свой путь,— иль вдруг,
Скользнув, паду на дно ущелий?

Со мной венок из иммортелей,
Со мной мой посох, верный друг,
Во мгле, под шумный гул метели.

Ужель неправду норны пели?
Ужель, пройдя и дол и луг,
Скользнув, паду на дно ущелий?

Чу! на скале, у старой ели,
Хохочет грозно горный дух,
Во мгле, под шумный гул метели!

Ужель в тот час, как на свирели
В долине запоет пастух,
Скользнув, паду на дно ущелий?

Длятся, длятся...

Длятся, длятся, сцеплены, союзны,
Лентой алой скрепленные ночи.
Память! в нежной устали ворочай
Легкий пух зари в сумрак грузный!

Лунной влагой облик милый залит,
Тень на грудь — сапфирные запястья.
Вот он, вот, взор сдавленного счастья!
Змей, скользя, в глубокой ласке жалит.

Черный мрак над морем опрокинут,
Зыбля челн в неистовстве прибоя.
В звездность тайны падаем мы двое;
В холоде ль эфира плечи стынут?

Псковский бор

Вдали темно и чащи строги.
Под красной мачтой, под сосной
Стою и медлю – на пороге
В мир позабытый, но родной.

Достойны ль мы своих наследий?
Мне будет слишком жутко там,
Где тропы рысей и медведей
Уводят к сказочным тропам,

Где зернь краснеет на калине,
Где гниль покрыта ржавым мхом
И ягоды туманно-сини
На можжевельнике сухом.

23.VII.12

Страницы