Стихи о жизни

Интернациональная басня

Петух однажды,
дог
и вор
такой скрепили договор:
дог
соберет из догов свору,
накрасть предоставлялось вору,
а петуху
про гром побед
орать,
и будет всем обед.
Но это все раскрылось скоро.
Прогнали
с трона
в шею
вора.

Навертывается мораль:
туда же
догу
не пора ль?

Мосполиграф

1

Глаза разбегаются!
         С чего начать?
Во-первых, в Мосполиграфе
             вся печать.
Во-вторых,
       чего ради
у нэпов покупать гроссбухи и тетради?
Всю писчебумажность, графленую и без граф,
продает Мосполиграф .
Чем искать граверов, мостовые пыля,
в Мосполиграфе заказывай печати и штемпеля.
И конечно,
    разумеется само собою,
в Мосполиграфе
               покупай обои.
Разинь глаза и во все смотри,
запомни эти адреса три.

2

Наше новогодие

«Новый год!»
      Для других это просто:
о стакан
    стаканом бряк!
А для нас
     новогодие —
           подступ
к празднованию
        Октября.
Мы
       лета́
    исчисляем снова —
не христовый считаем род.
Мы
       не знаем «двадцать седьмого»,
мы
       десятый приветствуем год.
Наших дней
      значенью
          и смыслу
подвести итоги пора.
Серых дней
      обыдённые числа,
на десятый
      стройтесь
          парад!

Понедельник — субботник

Выходи,
    разголося́
песни,
   смех
     и галдеж,
партийный
     и беспартийный —
              вся
рабочая молодежь!
Дойди,
   комсомольской колонны вершина,
до места —
     самого сорного.
Что б не было
      ни одной
           беспризорной машины,
ни одного
     мальчугана беспризорного!
С этого
   понедельника
ни одного бездельника,
и воскресение
      и суббота
понедельничная работа.
Чините
   пути
      на субботнике!

7 часов

«Восемь часов для труда,
шестнадцать —
         для сна
            и свободных!» —
гремел
   лозунговый удар
в странах,
     буржуям отданных.
Не только
     старую нудь
с бессменной
      рабочей порчею —
сумели
   перешагнуть
мы
  и мечту рабочую.
Парень
   ум свой
развивает
     до самых я́тей,
введен
   семичасовой
день
  у него
     в предприятии.
Не скрутит
     усталая лень —
беседу
   с газетой водим.

Сельвинский

Чтоб желуди с меня
         удобней воровать,
поставил под меня
          и кухню и кровать.
Потом переиздал, подбавив собственного сала.
А дальше —
        слово
товарища Крылова:
«И рылом
    подрывать
у дуба корни стала».

Женщина, каких много

Она росла среди перин, подушек,
Дворовых девок, мамок и старушек,
Подобострастных, битых и босых…
Ее поддерживали с уваженьем,
Ей ножки целовали с восхищеньем—
В избытке чувств почтительно-немых.

И вот подрос ребенок несравненный.
Ее родитель, человек степенный,
В деревне прожил ровно двадцать лет.
Сложилась барышня; потом созрела…
И стала на свободе жить без дела,
Невыразимо презирая свет.

К Жуковскому («Благослови, поэт!.. В тиши парнасской сени...»)

Благослови, поэт!.. В тиши парнасской сени
Я с трепетом склонил пред музами колени.
Опасною тропой с надеждой полетел,
Мне жребий вынул Феб, и лира мой удел.
Страшусь, неопытный, бесславного паденья,
Но пылкого смирить не в силах я влеченья,
Не грозный приговор на гибель внемлю я:
Сокрытого в веках священный судия,
Страж верный прошлых лет, наперсник муз любимый
И бледной зависти предмет неколебимый
Приветливым меня вниманьем ободрил;
И Дмитрев слабый дар с улыбкой похвалил;

Полонез «Титания»

Зовусь Титанией, царицей фей,
Я, лунокудрая нимфея — ночь!
Мой паж, сообщник мой, немой Морфей,
  Соткал июнь,
  Вуаля лунь;
  Но только дунь,—
    Прочь!

В стране лучей, незримой нашим взорам...

В стране лучей, незримой нашим взорам,
Вокруг миров вращаются миры;
Там сонмы душ возносят стройным хором
Своих молитв немолчные дары;

Блаженством там сияющие лики
Отвращены от мира суеты,
Не слышны им земной печали клики,
Не видны им земные нищеты;

Все, что они желали и любили,
Все, что к земле привязывало их,
Все на земле осталось горстью пыли,
А в небе нет ни близких, ни родных.

Страницы