Стихи советских поэтов

России

Вот иду я,
заморский страус,
в перьях строф, размеров и рифм.
Спрятать голову, глупый, стараюсь,
в оперенье звенящее врыв.

Я не твой, снеговая уродина.
Глубже
в перья, душа, уложись!
И иная окажется родина,
вижу —
выжжена южная жизнь.

Остров зноя.
В пальмы овазился.
«Эй,
дорогу!»
Выдумку мнут.
И опять
до другого оазиса
вью следы песками минут.

Иные жмутся —
уйти б,
не кусается ль? —
Иные изогнуты в низкую лесть.

Сердце мне вложи! ...

Сердце мне вложи!
           Крови́щу —
              до последних жил.
В череп мысль вдолби!
Я свое, земное, не дожѝл,
на земле
    свое не долюбил.
Был я сажень ростом.
        А на что мне сажень?
Для таких работ годна и тля.
Перышком скрипел я, в комнатенку всажен,
вплющился очками в комнатный футляр.
Что хотите, буду делать даром —
чистить,
     мыть,
        стеречь,
           мотаться,
               месть.
Я могу служить у вас
         хотя б швейцаром.

Кооперативные плакаты

I

1

В коммуну
         не впрыгнешь разом.
Бей капитал
     и винтовкой
          и грошом.
Соедини
       «революционный энтузиазм
с уменьем
        стать торгашом».

2

Бедняк
   в одиночку
        былинки слабей.
Объединись в кооперацию
           и капиталистов бей.

3

Гевлок Вильсон

Товарищ,
    вдаль
       за моря запусти
свое
  пролетарское око!
Тебе
  Вильсона покажет стих,
по имени —
     Гевло́ка.
Вильсон
    представляет
         союз моряков.
Смотрите, владыка моря каков.
Прежде чем
     водным лидером сделаться,
он дрался
     с бандами
         судовладельцев.
Дрался, правда,
       не очень шибко,
чтоб в будущем
       драку
         признать ошибкой.
Прошла
   постепенно
           молодость лет.

Может ...

Может,
    может быть,
         когда-нибудь
      дорожкой зоологических аллей
и она —
    она зверей любила —
            тоже ступит в сад,
улыбаясь,
     вот такая,
         как на карточке в столе.
Она красивая —
        ее, наверно, воскресят.
Ваш
   тридцатый век
         обгонит стаи
сердце раздиравших мелочей.
Нынче недолюбленное
           наверстаем
звездностью бесчисленных ночей.
Воскреси
     хотя б за то,
         что я
           поэтом

Каждый сам себе ВЦИК

Тверд
     пролетарский суд.
Он
 не похож на вату.
Бывает —
    и головы не снесут
те,
 которые виноваты.
Это
 ясно для любого,
кроме…
   города Тамбова.
Дядя
    есть
        в губисполкоме.
Перед дядей
        шапку ломят.
Он,
 наверное, брюнет —
у брюнетов
    жуткий взор.
Раз —
     мигнет —
         суда и нет!
Фокусник-гипнотизер.
Некто
     сел «за белизну».
Некто
     с дядею знаком.
Дядя

Не увлекайтесь нами

Если тебе
    «корова» имя,
у тебя
  должны быть
        молоко
           и вымя.
А если ты
    без молока
         и без вымени,
то черта ль в твоем
          в коровьем имени!
Это
верно и для художника
             и для поэта.
Есть их работа
      и они сами:
с бархатными тужурками,
          с поповскими волосами.
А если
   только
     сидим в кабаке мы,
это носит
        названье «богемы».
На длинные патлы,
          на звонкое имя

Утренняя песня

Могучий день пришел. Деревья встали прямо,
Вздохнули листья. В деревянных жилах
Вода закапала. Квадратное окошко
Над светлою землею распахнулось,
И все, кто были в башенке, сошлись
Взглянуть на небо, полное сиянья.
И мы стояли тоже у окна.
Была жена в своем весеннем платье.
И мальчик на руках ее сидел,
Весь розовый и голый, и смеялся,
И, полный безмятежной чистоты,
Смотрел на небо, где сияло солнце.
А там, внизу, деревья, звери, птицы,
Большие, сильные, мохнатые, живые,

Я одену тебя побирушкой...

Рюрику Ивневу

Я одену тебя побирушкой,
Подпояшу оструганным лыком.
Упираяся толстою клюшкой,
Уходи ты к лесным повиликам.

У стогов из сухой боровины
Шьет русалка из листьев обновы.
У ней губы краснее малины,
Брови черные круче подковы.

Ты скажи ей: «Я странник усталый,
Равнодушный к житейским потерям».
Скинь-покинь свой армяк полинялый,
Проходи с нею к зарослям в терем.

Соберутся русалки с цветами,
Заведут под гармони гулянку
И тебя по заре с петухами
Поведут провожать на полянку.

Страницы