Лирика

Памяти Нины Джаваха

Всему внимая чутким ухом,
—Так недоступна! Так нежна! —
Она была лицом и духом
Во всем джигитка и княжна.

Ей все казались странно-грубы:
Скрывая взор в тени углов,
Она без слов кривила губы
И ночью плакала без слов.

Бледнея гасли в небе зори,
Темнел огромный дортуар;
Ей снилось розовое Гори
В тени развесистых чинар…

Ах, не растет маслины ветка
Вдали от склона, где цвела!
И вот весной раскрылась клетка,
Метнулись в небо два крыла.

Пустоты отроческих глаз! Провалы...

Пустоты отроческих глаз! Провалы
В лазурь! Как ни черны — лазурь!
Игралища для битвы небывалой,
Дарохранительницы бурь.

Зеркальные! Ни зыби в них, ни лона,
Вселенная в них правит ход.
Лазурь! Лазурь! Пустынная до звону!
Книгохранилища пустот!

Провалы отроческих глаз!— Пролеты!
Душ раскаленных — водопой.
—Оазисы!— Чтоб всяк хлебнул и отпил,
И захлебнулся пустотой.

Бабушкины сказки

В зимний вечер по задворкам
Разухабистой гурьбой
По сугробам, по пригоркам
Мы идем, бредем домой.
Опостылеют салазки,
И садимся в два рядка
Слушать бабушкины сказки
Про Ивана-дурака.
И сидим мы, еле дышим.
Время к полночи идет.
Притворимся, что не слышим,
Если мама спать зовет.
Сказки все. Пора в постели…
Но, а как теперь уж спать?
И опять мы загалдели,
Начинаем приставать.
Скажет бабушка несмело:
«Что ж сидеть-то до зари?»
Ну, а нам какое дело —
Говори да говори.

Еврейская мелодия («Я видал иногда, как ночная звезда...»)

Я видал иногда, как ночная звезда
   В зеркальном заливе блестит;
Как трепещет в струях, и серебряный прах
   От нее рассыпаясь бежит.

Но поймать ты не льстись и ловить не берись:
   Обманчивы луч и волна.
Мрак тени твоей только ляжет на ней —
   Отойди ж — и заблещет она.

Светлой радости так беспокойный призрак
   Нас манит под хладною мглой;
Ты схватить — он шутя убежит от тебя!
   Ты обманут — он вновь пред тобой.

Гимн здоровью

Среди тонконогих, жидких кровью,
трудом поворачивая шею бычью,
на сытый праздник тучному здоровью
людей из мяса я зычно кличу!

Чтоб бешеной пляской землю овить,
скучную, как банка консервов,
давайте весенних бабочек ловить
сетью ненужных нервов!

И по камням острым, как глаза ораторов,
красавцы-отцы здоровых томов,
потащим мордами умных психиатров
и бросим за решетки сумасшедших домов!

Солидарность

Ярмарка.
    Вовсю!
        Нелепица на нелепице.
Лейпциг гудит.
        Суетится Лейпциг.
Но площадь вокзальную грохот не за́лил.
Вокзалы стоят.
        Бастуют вокзалы.
Сегодня
    сказали хозяевам грузчики:
«Ну что ж,
    посидимте, сложивши ручки!»
Лишь изредка
            тишь
        будоражило эхо:
это
       грузчики
          бьют штрейкбрехеров.
Скрипят буржуи.
        Ходят около:
—Товарищи эти разденут до́гола! —
Но случай
    буржуям

Ялта — Новороссийск

Пустяшный факт —
         а вот пожалте!
И месяцы
        даже
      его не истопали.
С вечера
       в Ялте
ждал «Севастополя».
Я пиво пил,
      изучал расписание,
охаживал мол,
      залив огибающий,
углублялся
          в круги
         для спасания
погибающих.
Всю ночь прождали.
         Солнце взвалив,
крымское
       утро
         разинулось в зное.
И вот
   «Севастополь»
         вылез в залив,
спокойный,
      как заливное.

Голосуем за непрерывку

Колокола.
    Ни гудка,
        ни стука.
Бронзовая скука.
Патлы
   маслом прилампадя,
сапоги
   навакся,
в храм
   живот
     приносит дядя:
«Божья матерь —
       накося!»
Вместе с дядею —
       жена
шествует
    важно.
Как комод —
     сложена,
как павлин —
      ряжена.
Искрестилась толпа,
отмахала локоть.
Волосатого
    попа
надоть
   в лапу
     чмокать.
К дому,
   выполнив обряд,
прутся

Офелия

В наряде странность, беспорядок,
Глаза — две молнии во мгле,
Неуловимый отпечаток
Какой-то тайны на челе;
В лице то дерзость, то стыдливость,
Полупечальный, дикий взор,
В движеньях стройность и красивость—
Всё чудно в ней!.. По высям гор,
В долинах, в рощах без боязни
Она блуждает, но, как зверь,
Дичится друга, из приязни
Ей отворяющего дверь.
Порою любит дни и ночи
Бродить на сумрачных гробах;
И всё грустит, и плачут очи,
Покуда слезы есть в очах.
Порой на лодке в непогоду,

Вода и вино

Люблю я в полдень воспаленный
Прохладу черпать из ручья
И в роще тихой, отдаленной
Смотреть, как плещет в брег струя.
Когда ж вино в края поскачет,
Напенясь в чаше круговой,
Друзья, скажите,— кто не плачет,
Заране радуясь душой?

Да будет проклят дерзновенный,
Кто первый грешною рукой,
Нечестьем буйным ослепленный,
О страх!.. смесил вино с водой!
Да будет проклят род злодея!
Пускай не в силах будет пить
Или, стаканами владея,
Лафит с цымлянским различить!

Страницы