Лучшие стихи Маяковского

Про Госторг и кошку, про всех понемножку 3

Динь, динь, дон,
динь, динь, дон,
день кошачьих похорон.
Что за кошки —
      восторг!
Заказал их Госторг.
Кошки мороженые,
в ящики положенные.
Госторг
    вез, вез,
прошел мороз,
привезли к лету —
кошек и нету.
Рубликов на тыщу
привезли вонищу.
Зовут Курбатова,
от трудов горбатого.
—На́ тебе
     на горб
дохлятины короб!
Нет такой дуры,
чтоб купила шкуры.
Подгнили они.
Иди, схорони! —
Динь, динь, дон,
динь, динь, дон,

№17

Кому
      в Москве
      неизвестна Никольская?
Асфальтная улица —
         ровная,
            скользкая.
На улице дом —
          семнадцатый номер.
Случайно взглянул на витрины
              и обмер.
Встал и врос
и не двинуться мимо,
мимо Ос—
авиахима.
Под стекло
     на бумажный листик
положены
     человечие кисти.
Чудовища рук
      оглядите поштучно —
одна черна,
     обгорела
         и скрючена,
как будто ее

Хвои

Не надо.
Не просите.
Не будет елки.
Как же
в лес
отпу́стите папу?
К нему
из-за леса
ядер осколки
протянут,
чтоб взять его,
хищную лапу.

Нельзя.
Сегодня
горящие блестки
не будут лежать
под елкой
в вате.
Там —
миллион смертоносных о́сок
ужалят,
а раненым ваты не хватит.

Нет.
Не зажгут.
Свечей не будет.
В море
железные чудища лазят.
А с этих чудищ
злые люди
ждут:
не блеснет ли у о́кон в глазе.

Не юбилейте!

Мне б хотелось
       про Октябрь сказать,
               не в колокол названивая,
не словами,
      украшающими
            тепленький уют, —
дать бы
    революции
         такие же названия,
как любимым
       в первый день дают!
Но разве
     уместно
         слово такое?
Но разве
    настали
        дни для покоя?
Кто галоши приобрел,
          кто зонтик;
радуется обыватель:
         «Небо голубо̀…»
Нет,
  в такую ерунду
         не расказёньте

Про пешеходов и разинь, вонзивших глазки небу в синь

  Улица —
         меж домами
           как будто ров.
Тротуары
        пешеходов
         расплескивают на асфальт.
Пешеходы ругают
        шоферов, кондукторов.
Толкнут,
       наступят,
           отдавят,
                свалят!
По Петровке —
         ходят яро
пары,
      сжаты по-сардиньи.
Легкомысленная пара,
спрыгнув с разных тротуаров,
снюхалась посередине.
Он подымает кончик кепки,
она
  опускает бровки…
От их
      рукопожатий крепких —

Одна голова всегда бедна, а потому бедна, что живет одна

Не счесть в стране
         хозяйств распылённых,
что ни деревня —
         нужда видна.
И тут и там
     нехватает силенок:
одна лошаденка,
             коровенка одна.
Так крестьянин
           и кружится белкой,
едва зарабатывая
              на прокорм.
Никак
   от формы хозяйства
            мелкой
ему не подняться
              до высших форм.
На крупное хозяйство
         легко б опираться,
скорей бы изжить
         тяжелые дни,
если повсюду

Шутка, похожая на правду

Скушно Пушкину.
       Чугунному ропщется.
Бульвар
   хорош
      пижонам холостым.
Пушкину
       требуется
          культурное общество,
а ему
    подсунули
         Страстной монастырь.
От Пушкина
        до «Известий»
               шагов двести.
Как раз
   ему б
        компания была,
но Пушкину
       почти
       не видать «Известий» —
мешают
   писателю
       чертовы купола.
Страстной
    попирает
            акры торцов.

Важнейший совет домашней хозяйке

Домашней хозяйке
          товарищу Борщиной
сегодня
   испорчено
          все настроение.
А как настроению быть не испорченным?
На кухне
       от копоти
           в метр наслоения!
Семнадцать чудовищ
         из сажи усов
оскалили
       множество
            огненных зубьев.
Семнадцать
        паршивейших примусов
чадят и коптят,
         как семнадцать Везувиев.
Товарищ Борщина
          даже орала,
фартуком
        пот
      оттирая с физии —

Спросили раз меня: «Вы любите ли НЭП?» — «люблю,— ответил я,— когда он не нелеп»

Многие товарищи повесили нос.
—Бросьте, товарищи!
Очень не умно-с.

На арену!
С купцами сражаться иди!
Надо счётами бить учиться.
Пусть «всерьез и надолго»,
но там,
впереди,
может новый Октябрь случиться.

С Адама буржую пролетарий не мил.
Но раньше побаивался —
как бы не сбросили;
хамил, конечно,
но в меру хамил —
а то
революций не оберешься после.

Страницы