Лучшие стихи Маяковского

Нота Китаю

Чаще и чаще
        глаза кидаю
к оскаленному
      Китаю.
Тает
 или
   стоит, не тая,
четырехсотмиллионная
          туча
            Китая?
Долго ли
    будут
      шакалы
         стаей
генеральствовать
       на Китае?
Долго ли
       белых
         шайка спита́я
будет
     пакостить
         земли Китая?
Дредноуты Англии
          тушей кита
долго ли
      будут
      давить Китай?
Руку
 на долгую дружбу

О.Д.В.Ф.

—Не понимаю я, —
сказал
   один,
      в раздумье сев, —
что это
   за такие
      воздушные друзья
и что такое
      О.Д.В.Ф.? —
Товарищ,
      брось
      в раздумье коптиться!
О.Д.В.Ф. —
      это
         тот,
кто сделает
      тебя
         птицей.
—А на что
      воздушный флот? —
Вот.
       Если
       враг
      с пулеметом,
            враг с картечью
налетит,
   на аэро сев, —
кто
     в защиту

Критика самокритики

Модою —
    объяты все:
и размашисто
      и куцо,
словно
   белка в колесе
каждый
   самокритикуется.
Сам себя
      совбюрократ
бьет
 в чиновничие перси.
«Я
     всегда
       советам рад.
Критикуйте!
        Я —
       без спеси.
Но…
 стенгазное мычанье…
Где
 в рабкоре
      толку статься?
Вы
 пишите замечания
и пускайте
    по инстанциям».
Самокритик
        совдурак
рассуждает,
       помпадурясь:

Крым

Хожу,
   гляжу в окно ли я —
цветы
   да небо синее,
то в нос тебе
     магнолия,
то в глаз тебе
      глициния.
На молоко
     сменил
        чаи́
в сияньи
    лунных чар.
И днем
   и ночью
       на Чаир
вода
  бежит, рыча.
Под страшной
      стражей
         волн-борцов
глубины вод гноят
повыброшенных
        из дворцов
тритонов и наяд.
А во дворцах
      другая жизнь:
насытясь
    водной блажью,
иди, рабочий,

Отречемся

Дом за домом
      крыши вздымай,
в небо
  трубы
     вверти!
Рабочее тело
        хольте дома,
тройной
      кубатурой
          квартир.
Квартирка
    нарядная,
открывай парадное!
Входим —
    и увидели:
вид —
   удивителен.
Стена —
      в гвоздях.
       Утыкали ее.
Бушуйте
   над чердаками,
             зи́мы, —
а у нас
   в столовой
       висит белье
гирляндой
    разных невыразимых.
Изящно
   сплетая

Пролетарка, пролетарий, заходите в планетарий

Войдешь
      и слышишь
        умный гуд
в лекционном зале.
Расселись зрители
       и ждут,
чтоб небо показали.
Пришел
   главнебзаведующий,
в делах
   в небесных
          сведущий.
Пришел,
   нажал
      и завертел
весь
 миллион
        небесных тел.
Говорит папаше дочь:
«Попроси
    устроить ночь.
Очень
  знать нам хочется,
звездная Медведица,
как вам
   ночью
      ходится,
Как вам
   ночью ездится!»

Верлен и Сезан

Я стукаюсь
      о стол,
         о шкафа острия —
четыре метра ежедневно мерь.
Мне тесно здесь
          в отеле Istria —
на коротышке
      rue Campagne-Premièrе.
Мне жмет.
         Парижская жизнь не про нас —
в бульвары
      тоску рассыпай.
Направо от нас —
         Boulevard Montparnasse,
налево —
        Boulevard Raspail.
Хожу и хожу,
      не щадя каблука, —
хожу
   и ночь и день я, —
хожу трафаретным поэтом, пока
в глазах

Размышления о Молчанове Иване и о поэзии

Я взял газету
и лег на диван.
Читаю:
   «Скучает
Молчанов Иван».
Не скрою, Ванечка:
скушно и нам.
И ваши стишонки —
скуки вина.
Десятый Октябрь
у всех на носу,
а вы
  ухватились
за чью-то косу.
Люби́те
   и Машу
и косы ейные.
Это
  ваше
дело семейное.
Но что нам за толк
от вашей
    от бабы?!
Получше
    стишки
писали хотя бы.
Но плох ваш роман.
И стих неказист.
Вот так
   любил бы
любой гимназист.

Первое действие

Милостивые государи!
Заштопайте мне душу,
пустота сочиться не могла бы.
Я не знаю, плевок — обида или нет.
Я сухой, как каменная баба.
Меня выдоили.
Милостивые государи,
хотите —
сейчас перед вами будет танцевать замечательный поэт?

Товарищу подростку

Попами
   столетия
гудят с колоколен:
«Растите, дети,
резвитесь на воле.
Пусть ходят
    плети
по спинам
    голи.
Растите, дети,
резвитесь на воле.
Пусть мрак безрассветен,
пусть выкрики боли —
растите, дети,
резвитесь на воле».
Словом,
      детеныш,
будьте цветочком.
Благоухайте мамаше
и —
 точка!
Товарищ
      второй ступени,
плюнь на такое пение!
Мы сомкнутым строем
          в коммуну идем
и старые,
    и взрослые,

Страницы