Русская поэзия

Отчарь

1

Тучи — как озера,
Месяц — рыжий гусь.
Пляшет перед взором
Буйственная Русь.

Дрогнул лес зеленый,
Закипел родник.
Здравствуй, обновленный
Отчарь мой, мужик!

Голубые воды —
Твой покой и свет,
Гибельной свободы
В этом мире нет.

Пой, зови и требуй
Скрытые брега;
Не сорвется с неба
Звездная дуга!

Не обронит вечер
Красного ведра;
Мо́гутные плечи —
Что гранит-гора.

2

Пожар

Комната. Комната горит.
Дитя торчит из колыбельки.
Съедает кашу. Наверху,
под самым потолком,
заснула нянька кувырком.
Горит стена. Посуда ходит.
Бежит отец. Отец:«Пожар!
Вон мой мальчик, мальчик Петя,
как воздушный бьется шар.
Где найти мне обезьяну
вместо сына?»Вместо стен
печи вострые на небо
дым пускают сквозь трубу.
Нянька сонная стрекочет.
Нянька:«Где я? Что со мной?
Мир становится короче,
Петя призраком летит.»
Вот мелькнут его сапожки,
Тень промчится, и усы

Мой демон

Собранье зол его стихия.
Носясь меж дымных облаков,
Он любит бури роковые
И пену рек, и шум дубров.
Меж листьев желтых, облетевших,
Стоит его недвижный трон;
На нем, средь ветров онемевших,
Сидит уныл и мрачен он.
Он недоверчивость вселяет,
Он презрел чистую любовь,
Он все моленья отвергает,
Он равнодушно видит кровь,
И звук высоких ощущений
Он давит голосом страстей,
И муза кротких вдохновений
Страшится неземных очей.

Два великана

В шапке золота литого
Старый русский великан
Поджидал к себе другого
Из далеких чуждых стран.

За горами, за долами
Уж гремел об нем рассказ
И померяться главами
Захотелось им хоть раз.

И пришел с грозой военной
Трехнедельный удалец,
И рукою дерзновенной
Хвать за вражеский венец.

Но улыбкой роковою
Русский витязь отвечал:
Посмотрел — тряхнул главою…
Ахнул дерзкий — и упал!

Но упал он в дальнем море
На неведомый гранит,
Там, где буря на просторе
Над пучиною шумит.

За то, что ходит он в фуражке...

За то, что ходит он в фуражке
И крепко бьет себя по ляжке,
В нем наш Тургенев все замашки
Социалиста отыскал.

Но не хотел он верить слуху,
Что демократ сей черств по духу,
Что только к собственному брюху
Он уважение питал.

Да! понимая вещи грубо,
Хоть налегает он сугубо
На кухню Английского клуба,
Но сам пиров не задает.

И хоть трудится без оглядки,
Но всюду сеет опечатки
И в критиках своих загадки
Неразрешимые дает…

О муза! я у двери гроба!..

О муза! я у двери гроба!
Пускай я много виноват,
Пусть увеличит во сто крат
Мои вины людская злоба—
Не плачь! завиден жребий наш,
Не наругаются над нами:
Меж мной и честными сердцами
Порваться долго ты не дашь
Живому, кровному союзу!
Не русский — взглянет без любви
На эту бледную, в крови,
Кнутом иссеченную музу…

Это все для ребенка

О, моя дорогая! ведь теперь еще осень, ведь теперь еще осень…
А увидеться с вами я мечтаю весною, бирюзовой весною…
Что ответить мне сердцу, безутешному сердцу, если сердце вдруг спросит,
Если сердце простонет: «Грезишь мраком зеленым? грезишь глушью лесною?»

До весны мы в разлуке. Повидаться не можем. Повидаться нельзя нам.
Разве только случайно. Разве только в театре. Разве только в концерте.
Да и то бессловесно. Да и то беспоклонно. Но зато — осиянным
И брильянтовым взором обменяться успеем…— как и словом в конверте…

Я речь держу...

Я речь держу… Да слушает, кто хочет!—
Черствеет с каждым днем суровый мир.
Порок гремит, сверкает и грохочет.
Он — бог земли! Он — мировой кумир!

Я речь держу… Да слушает, кто может!—
Искусство попирается стопой.
Его огонь болотный мрак тревожит,
Его огонь ослаб перед толпой.

Я речь держу… Да слушает, кто верит!—
Настанет день — искусство станет звук:
Никто значенья строго не измерит,
И, может быть, никто не примет мук.

Желание

Озарися, дол туманный;
Расступися, мрак густой;
Где найду исход желанный?
Где воскресну я душой?
Испещренные цветами,
Красны холмы вижу там…
Ах! зачем я не с крылами?
Полетел бы я к холмам.

Там поют согласны лиры;
Там обитель тишины;
Мчат ко мне оттоль зефиры
Благовония весны;
Там блестят плоды златые
На сенистых деревах;
Там не слышны вихри злые
На пригорках, на лугах.

Пир («Поставил вина изумрудного кубки...»)

Поставил вина изумрудного кубки.
Накрыл я приборы Мои стол разукрашен.

Табачный угар из гигантовой трубки
на небе застыл в виде облачных башен.

Я чую поблизости поступь гиганта.
К себе всех зову я с весельем и злостью.

На пир пригласил горбуна-музыканта.
Он бьет в барабан пожелтевшею костью.

На мшистой лужайке танцуют скелеты
в могильных покровах неистовый танец.

Деревья листвой золотою одеты.
Меж листьев блистает закатный багрянец.

Страницы