Школьные стихи

Господь скорбящий

Воззвал господь, скорбящий о Сионе,
И Ангелов Служения спросил:
«Погибли стяги, воинство и кони,—
Что сделал Царь, покорный богу Сил?»

И Ангелы Служения сказали:
«Он вретищем завесил тронный зал,
Он потушил светильники в том зале,
Он скорбь свою молчанием связал».

Воззвал господь: «И я завешу тьмою,
Как вретищем, мной созданную твердь,
Я потушу в ней солнце и сокрою
Лицо свое, да правит в мире Смерть!»

Капри, 10.III.14

Три пальмы

В песчаных степях аравийской земли
Три гордые пальмы высоко росли.
Родник между ними из почвы бесплодной,
Журча, пробивался волною холодной,
Хранимый, под сенью зеленых листов,
От знойных лучей и летучих песков.

И многие годы неслышно прошли;
Но странник усталый из чуждой земли
Пылающей грудью ко влаге студеной
Еще не склонялся под кущей зеленой,
И стали уж сохнуть от знойных лучей
Роскошные листья и звучный ручей.

С разлету рванулся — ...

С разлету рванулся —
         и стал,
            и на́ мель.
Лохмотья мои зацепились штанами.
Ощупал —
     скользко,
         луковка точно.
Большое очень.
        Испозолочено.
Под луковкой
      колоколов завыванье.
Вечер зубцы стенные выкаймил.
На Иване я
Великом.
Вышки кремлевские пиками.
Московские окна
        видятся еле.
Весело.
    Елками зарождествели.
В ущелья кремлёвы волна ударяла:
то песня,
     то звона рождественский вал.
С семи холмов,

Готовься! Стой! Строй!

И Врангель и Колчак
         усопли мирно оба.
Схоронят и других…
            не бог, так время даст.
Но не усопла —
          удесятерилась злоба
Советы окруживших
         буржуазных государств…
Капиталисты европейские,
               хозяева ученых,
купили
   оптом
      знание и разум.
И притаился
        их
         ученейший курчонок,
трудясь над новым
          смертоносным газом.
Республика,
       с тобой грозят
             расправиться жестоко!

Солнце жжет; перед грозою...

Солнце жжет; перед грозою
Изменился моря вид:
Засверкал меж бирюзою
Изумруд и малахит.

Здесь на камне буду ждать я,
Как, вздымая корабли,
Море бросится в объятья
Изнывающей земли,

И, покрытый пеной белой,
Утомясь, влюбленный бог
Снова ляжет, онемелый,
У твоих, Таврида, ног.

В мире столько всяческого зла ...

В мире столько всяческого зла,
Значит, надо помнить постоянно:
Никогда не поздно и не рано
Совершать хорошие дела.

И чтоб сердцу не было морозно,
Сколько бы ты бед ни натворил —
Никогда не рано и не поздно
Повиниться честно и серьёзно
В зле, что ты когда-то совершил.

1991 г.

Знание

Боялся я, что тайну вдруг открою
За гранью бытия.
С огнем в руках за дверью роковою,
Дрожал, боялся я.
И вот в колодезь ужаса я глянул.
Я утонул.
Дверь распахнулась… Мрак оттуда прянул.
Свечу задул.
И ничего… И только мрак со мною…
И ничего…
Да, я узнал… Но знанья не открою
Я своего.
Пусть шепчут мне: «Я вижу привидений
Бездонно-грозный знак!..»
Я посмотрю без страха, без волнении,
Но с грустию на мрак.

Князю Петру Андреевичу Вяземскому

Как жизни общие призывы,
Как увлеченья суеты,
Понятны вам страстей порывы
И обания мечты;
Понятны вам все дуновенья,
Которым в море бытия
Послушна наша ладия.
Вам приношу я песнопенья,
Где отразилась жизнь моя:
Исполнена тоски глубокой,
Противоречий, слепоты
И между тем любви высокой,
Любви, добра и красоты.

Младенческой ласки доступен мне лепет...

Младенческой ласки доступен мне лепет,
Душа откровенно так с жизнью мирится.
Безумного счастья томительный трепет
Горячим приливом по сердцу стремится.

Скажу той звезде, что так ярко сияет,—
Давно не видались мы в мире широком,
Но я понимаю, на что намекает
Мне с неба она многозначащим оком:

—Ты смотришь мне в очи. Ты права: мой трепет
Понятен, как луч твой, что в воды глядится.
Младенческой ласки доступен мне лепет,
Душа откровенно так с жизнью мирится.

Страницы