Стихи о дороге

Мы

Лезем земле под ресницами вылезших пальм
выколоть бельма пустынь,
на ссохшихся губах каналов —
дредноутов улыбки поймать.
Стынь, злоба!
На костер разожженных созвездий
взвесть не позволю мою одичавшую дряхлую мать.
Дорога — рог ада — пьяни грузовозов храпы!
Дымящиеся ноздри вулканов хмелем расширь!
Перья линяющих ангелов бросим любимым на шляпы,
будем хвосты на боа обрубать у комет, ковыляющих в ширь.

Серебристая дорога...

Серебристая дорога,
Ты зовешь меня куда?
Свечкой чисточетверговой
Над тобой горит звезда.

Грусть ты или радость теплишь?
Иль к безумью правишь бег?
Помоги мне сердцем вешним
Долюбить твой жесткий снег.

Дай ты мне зарю на дровни,
Ветку вербы на узду.
Может быть, к вратам Господним
Сам себя я приведу.

Версаль

По этой
   дороге,
      спеша во дворец,
бесчисленные Людовики
трясли
   в шелках
         золоченых каретц
телес
   десятипудовики.
И ляжек
   своих
      отмахав шатуны,
по ней,
   марсельезой пропет,
плюя на корону,
          теряя штаны,
бежал
   из Парижа
         Капет.
Теперь
   по ней
      веселый Париж
гоняет
   авто рассияв, —
кокотки,
      рантье, подсчитавший барыш,
американцы
      и я.
Версаль.

Прощание

Обыкновенно
      мы говорим:
все дороги
         приводят в Рим.
Не так
   у монпарнасца.
Готов поклясться.
И Рем
   и Ромул,
      и Ремул и Ром
в «Ротонду» придут
         или в «Дом».
В кафе
   идут
      по сотням дорог,
плывут
   по бульварной реке.
Вплываю и я:
      «Garçon,
         un grog
americain»
Сначала
      слова
      и губы
         и скулы
кафейный гомон сливал.
Но вот
   пошли

Мы

Лезем земле под ресницами вылезших пальм
выколоть бельма пустынь,
на ссохшихся губах каналов —
дредноутов улыбки поймать.
Стынь, злоба!
На костер разожженных созвездий
взвесть не позволю мою одичавшую дряхлую мать.
Дорога — рог ада — пьяни грузовозов храпы!
Дымящиеся ноздри вулканов хмелем расширь!
Перья линяющих ангелов бросим любимым на шляпы,
будем хвосты на боа обрубать у комет, ковыляющих в ширь.

Устал я жить в родном краю...

Устал я жить в родном краю
В тоске по гречневым просторам.
Покину хижину мою,
Уйду бродягою и вором.

Пойду по белым кудрям дня
Искать убогое жилище.
И друг любимый на меня
Наточит нож за голенище.

Весной и солнцем на лугу
Обвита желтая дорога,
И та, чье имя берегу,
Меня прогонит от порога.

И вновь вернуся в отчий дом,
Чужою радостью утешусь,
В зеленый вечер под окном
На рукаве своем повешусь.

Великому современнику

На пустынной дороге, у старой часовни,
Где старушка-зима в белой шубе брела,
Где скрипучий мороз забирался под дровни,—
Наша первая встреча, учитель, была.

Кротко встретились мы. Как-то ласково молча,
Мы с тобою пошли в твой приветливый дом.
Отчего эта песня далекая волчья,
Что скучала тогда, мне звучала потом?

Отчего, отчего эти бледные блики
Той особой луны не погасли теперь?
Отчего так близки, так безмерно велики
Этот дом, этот сад, эти сени и дверь?

Тамара и Демон

От этого Терека
          в поэтах
            истерика.
Я Терек не видел.
         Большая потерийка.
Из омнибуса
      вразвалку
сошел,
   поплевывал
         в Терек с берега,
совал ему
        в пену
          палку.
Чего же хорошего?
         Полный развал!
Шумит,
   как Есенин в участке.
Как будто бы
      Терек
         сорганизовал,
проездом в Боржом,
         Луначарский.
Хочу отвернуть
          заносчивый нос
и чувствую:

Страницы