Стихи о свободе

Рабство (сонет)

Ты льнешь ко мне, как гибкая лоза,
И все твои движения красивы,
Твоих волос капризные извивы
Пышнее, чем полночная гроза.

Настолько же прекрасны, как и лживы,
Глубокие спокойные глаза,
Где искрится притворная слеза,
Где видны сладострастные порывы.

Тот будет твой безвольный раб всегда,
Кого ты отравила поцелуем,
В нем прошлое погибнет без следа,

В нем вечно будет жгучая вражда
К тому, чем прежде был он так волнуем,
К святыне, что погасла, как звезда.

Кляните нас: нам дорога свобода...

Кляните нас: нам дорога свобода,
И буйствует не разум в нас, а кровь,
В нас вопиет всесильная природа,
И прославлять мы будем век любовь.

В пример себе певцов весенних ставим:
Какой восторг — так говорить уметь!
Как мы живем, так мы поем и славим,
И так живем, что нам нельзя не петь!

Чего же вы хотели б от меня...

Чего же вы хотели б от меня,
Венчающие славой и позором
Меня. Я слабый человек,
Сын времени, скупого на героя.
Я сам себя героем не считаю.
По-моему, геройство — шутовство.

Возврат

1

Я вознесен, судьбе своей покорный.
Над головой полет столетий быстрый.
Привольно мне в моей пещере горной.
Лазурь, темнея, рассыпает искры.

Мои друзья упали с выси звездной.
Забыв меня, они живут в низинах.
Кровавый факел я зажег над бездной.
Звездою дальней блещет на вершинах.

Я позову теперь к вершинам брата.
Пусть зазвучат им дальние намеки.
Мой гном, мой гном, возьми трубу возврата.
И гном трубит, надув худые щеки.

Царство небесное

Рыцарям честным идейного мужества,
Всем за свободу свершившим чудесное,
Павшим со славой за дело содружества—
  Царство небесное.

Верным и любящим гражданам нации,
Объединенным могилою тесною,
Детям сознательным цивилизации—
  Царство небесное.

Всем закаленным в стремлении пламени,
Всем, испытавшим мучения крестные,
Витязям доблестным честного знамени—
  Царство небесное.

На Кавказе

Издревле русский наш Парнас
Тянуло к незнакомым странам,
И больше всех лишь ты, Кавказ,
Звенел загадочным туманом.

Здесь Пушкин в чувственном огне
Слагал душой своей опальной:
«Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной».

И Лермонтов, тоску леча,
Нам рассказал про Азамата,
Как он за лошадь Казбича
Давал сестру заместо злата.

За грусть и жёлчь в своем лице
Кипенья желтых рек достоин,
Он, как поэт и офицер,
Был пулей друга успокоен.

Порядочный гражданин

Если глаз твой
       врага не видит,
пыл твой выпили
        нэп и торг,
если ты
    отвык ненавидеть, —
приезжай
     сюда,
       в Нью-Йорк.
Чтобы, в мили улиц опутан,
в боли игл
     фонарных ежей,
ты прошел бы
      со мной
          лилипутом
у подножия
     их этажей.
Видишь —
     вон
       выгребают мусор —
на объедках
     с детьми проняньчиться,
чтоб в авто,
      обгоняя «бусы»,
ко дворцам
     неслись бриллиантщицы.

Хорошо одному у окна!..

Хорошо одному у окна!
Небо кажется вновь голубым,
И для взоров обычна луна,
И сплетает опять тишина
Вдохновенье с раздумьем святым.

И гирлянду пылающих роз
Я доброшу до тайны миров,
И по ней погружусь я в хаос
Неизведанных творческих грез,
Несказанных таинственных слов.

Эта воля — свободна опять,
Эта мысль — как комета — вольна!
Все могу уловить, все могу я понять.
И не надо тебя целовать,
О мой друг, у ночного окна!

Одиночество («Я вновь один. Тоскую безнадежно...»)

Посвящается В.С. Соловьеву

Я вновь один. Тоскую безнадежно.
Виденья прежних дней,
нас звавшие восторженно и нежно,
рассеялись, лишь стало холодней.

Стою один. Отчетливей, ясней
ловлю полет таинственных годин.
Грядущее мятежно.

Стою один.
Тоскую безнадежно.

Не возродить… Что было, то прошло —
всё время унесло.
Тому, кто пил из кубка огневого,
не избежать безмолвия ночного.

Недолго. Близится. С питьем идет
ко мне. Стучит костями.

Пустоты отроческих глаз! Провалы...

Пустоты отроческих глаз! Провалы
В лазурь! Как ни черны — лазурь!
Игралища для битвы небывалой,
Дарохранительницы бурь.

Зеркальные! Ни зыби в них, ни лона,
Вселенная в них правит ход.
Лазурь! Лазурь! Пустынная до звону!
Книгохранилища пустот!

Провалы отроческих глаз!— Пролеты!
Душ раскаленных — водопой.
—Оазисы!— Чтоб всяк хлебнул и отпил,
И захлебнулся пустотой.

Страницы