Стихи о жизни

Критика самокритики

Модою —
    объяты все:
и размашисто
      и куцо,
словно
   белка в колесе
каждый
   самокритикуется.
Сам себя
      совбюрократ
бьет
 в чиновничие перси.
«Я
     всегда
       советам рад.
Критикуйте!
        Я —
       без спеси.
Но…
 стенгазное мычанье…
Где
 в рабкоре
      толку статься?
Вы
 пишите замечания
и пускайте
    по инстанциям».
Самокритик
        совдурак
рассуждает,
       помпадурясь:

Пример, не достойный подражания

Все —
   в ораторском таланте.
Пьянке —
    смерть без колебания.
Это
 заседает
       анти—
алкогольная компания.
Кулаком
      наотмашь
       в грудь
бьют
  себя
      часами кряду.
«Чтобы я?
    да как-нибудь?
да выпил бы
     такого яду?!»
Пиво —
   сгинь,
      и водка сгинь!
Будет
  сей порок
      излечен.
Уменьшает
     он
      мозги,
увеличивая
     печень.
Обсудив
      и вглубь

Табак

Табак не признан модным франтом,
Но человек с прямым умом,
Писатель с истинным талантом
Живут, как с другом, с табаком.
Нос образованный и дикий
Его издревле уважал,
И даже Фридрих, муж великий,
Табак в карман жилетный клал.
Наполеон пред жарким боем
Им разгонял свою тоску,
И вряд ли б он прослыл героем,
Когда б не нюхал табаку.
Табак смягчает нрав суровый,
Доводит к почестям людей:
Приятель мой через _бобковый_
Достиг _известных степеней_.
Табак, наш разум просветляя,

Баллада

И.Д.

У мельницы дряхлой, закутанной в мох
Рукою веков престарелых,
Где с шумом плотины сливается вздох
Осенних ракит пожелтелых,
Где пенятся воды при шуме колес,
Дробя изумрудные брызги,
Где стаи форелей в задумчивый плес
Заходят под влажные взвизги

Рокочущих, страстных падучих валов,
Где дремлет поселок пустынный,—
Свидетель пирушек былых и балов,—
Дворец приютился старинный.
Преданье в безлистную книгу времен
Навек занесло свои строки;
Но ясную доблесть победных знамен
Смущают все чьи-то упреки.

Смеркалось, жаркий день бледнел неуловимо...

Смеркалось, жаркий день бледнел неуловимо,
Над озером туман тянулся полосой,
И кроткий образ твой, знакомый и любимый,
В вечерний тихий час носился предо мной.

Улыбка та ж была, которую люблю я,
И мягкая коса, как прежде, расплелась,
И очи грустные, по-прежнему тоскуя,
Глядели на меня в вечерний тихий час.

Я лютеран люблю богослуженье...

Я лютеран люблю богослуженье,
Обряд их строгий, важный и простой —
Сих голых стен, сей храмины пустой *
Понятно мне высокое ученье.
Не видите ль? Собравшися в дорогу,
В последний раз вам вера предстоит:
Еще она не перешла порогу,
Но дом ее уж пуст и гол стоит, —

Еще она не перешла порогу,
Еще за ней не затворилась дверь…
Но час настал, пробил… Молитесь Богу,
В последний раз вы молитесь теперь.

Сын царский умирает в Ницце...

Сын царский умирает в Ницце —
И из него нам строют ков…
«То казнь отцу за поляков», —
Вот, что мы слышим здесь, в столице…
Из чьих понятий диких, узких,
То слово вырваться могло б?..
Кто говорит так: польский поп,
Или министр какой из русских?
О эти толки роковые,
Преступный лепет и шальной
Всех выродков земли родной,
Да не услышит… Да не грянет.
И отповедью — да не грянет
Тот страшный клич, что в старину:
«Везде измена — царь в плену!» —
И Русь спасать его не встанет.

Больница

Мне видишься опять —
Язвительная,— ты…
Но — не язвительна, а холодна: забыла
Из немутительной, духовной глубины
Спокойно смотришься во все, что прежде было.
Я в мороках
Томясь,
Из мороков любя,
Я — издышавшийся мне подаренным светом,
Я, удушаемый, в далекую тебя, —
Впиваюсь пристально. Ты смотришь с неприветом.
О, этот долгий
Сон:
За окнами закат.
Палата номер шесть, предметов серый ворох,
Больных бессонный стон, больничный мой халат;
И ноющая боль, и мыши юркий шорох.
Метание —

Из окна вагона

Эллису

Поезд плачется. В дали родные
Телеграфная тянется сеть.
Пролетают поля росяные.
Пролетаю в поля: умереть.

Пролетаю: так пусто, так голо…
Пролетают — вон там и вон здесь —
Пролетают — за селами села,
Пролетает — за весями весь; —

И кабак, и погост, и ребенок,
Засыпающий там у грудей: —
Там — убогие стаи избенок,
Там — убогие стаи людей.

Мать Россия! Тебе мои песни, —
О немая, суровая мать! —
Здесь и глуше мне дай, и безвестней
Непутевую жизнь отрыдать.

Страницы