Лирика

Фортуна в гостях

На укоризну мы Фортуне тароваты;
   Кто не в чинах, кто не богат;
   За всё, про всё ее бранят;
  А поглядишь, так сами виноваты.
Слепое счастие, шатаясь меж людей,
Не вечно у вельмож гостит и у царей,
   Оно и в хижине твоей,
Быть может, погостить когда-нибудь пристанет:
   Лишь время не терять умей,
   Когда оно к тебе заглянет;
Минута с ним одна, кто ею дорожит,
   Терпенья годы наградит.
Когда ж ты не умел при счастьи поживиться,
То не Фортуне ты, себе за то пеняй
      И знай,

Стансы («Взгляни, как мой спокоен взор...»)

I

Взгляни, как мой спокоен взор,
Хотя звезда судьбы моей
Померкнула с давнишних пор
И с нею думы светлых дней.
Слеза, которая не раз
Рвалась блеснуть перед тобой,
Уж не придет, как этот час,
На смех подосланный судьбой.

II

Смеялась надо мною ты,
И я презреньем отвечал —
С тех пор сердечной пустоты
Я уж ничем не заменял.
Ничто не сблизит больше нас,
Ничто мне не отдаст покой…
Хоть в сердце шепчет чудный глас:
Я не могу любить другой.

III

А. О. Смирновой

В простосердечии невежды
Короче знать вас я желал,
Но эти сладкие надежды
Теперь я вовсе потерял.
Без вас — хочу сказать вам много,
При вас — я слушать вас хочу:
Но молча вы глядите строго,
И я, в смущении, молчу!
Что делать?— речью безыскусной
Ваш ум занять мне не дано…
Всё это было бы смешно,
Когда бы не было так грустно.

Флейта-позвоночник

Пролог

За всех вас,
которые нравились или нравятся,
хранимых иконами у души в пещере,
как чашу вина в застольной здравице,
подъемлю стихами наполненный череп.

Все чаще думаю —
не поставить ли лучше
точку пули в своем конце.
Сегодня я
на всякий случай
даю прощальный концерт.

Рассказ про то, как узнал Фадей закон, защищающий рабочих людей

Пришел и грянул октябрьский гром.
Рвал,
   воротил,
      раскалывал в щепки.
И встал
   над бывшим
                 буржуйским добром
новый хозяин —
      рабочий в кепке.
Явился новый хозяин земли.
Взялся за руль рукой охочей.
—Полным ходом!
               Вперед шевели! —
Имя ему —
            советский рабочий.
За всю маету стародавних лет,
что месили рабочих
                  в кровавое тесто, —
пропорол рабочий
                хозяйский жилет,
пригвоздил

Мне бы, братцы...

«Мне бы, братцы,
к Сахаре подобраться», покряхтыванием и покачиванием всего корпуса и голосом он передавал впечатление неуклюжей громады. К концу он снова замедлял и чеканил, усиляя голос:

По шири,

по делу,

по крови,

по духу —

моей революции… (и, резко обрывая последнюю строку, поднимал вверх руки)

…старший брат».

Рифмованный отчет. Так и надо — крой, спартакиада!

Щеки,
   знамена —
        красные маки.
Золото
   лозунгов
          блещет на спуске.
Синие,
   желтые,
      красные майки.
Белые,
   синие,
      черные трусики.
Вздыбленные лыжи
лава
  движет.
Над отрядом
         рослым
проплывают весла.
К молодцу молодцы —
гребцы,
   пловцы.
Круг
     спасательный
спасет обязательно.
Искрятся
       сетки
теннисной ракетки.
Воздух
   рапирами
издырявлен дырами.

Товарищу подростку

Попами
   столетия
гудят с колоколен:
«Растите, дети,
резвитесь на воле.
Пусть ходят
    плети
по спинам
    голи.
Растите, дети,
резвитесь на воле.
Пусть мрак безрассветен,
пусть выкрики боли —
растите, дети,
резвитесь на воле».
Словом,
      детеныш,
будьте цветочком.
Благоухайте мамаше
и —
 точка!
Товарищ
      второй ступени,
плюнь на такое пение!
Мы сомкнутым строем
          в коммуну идем
и старые,
    и взрослые,

Дина

Тридцать весен встречала она,
Отдавалась бесстыдно не раз,
Но была ли хоть раз влюблена,
Влюблена от души, без прикрас?

Отчего так ее я хотел?
Я ведь в ней не нашел ничего,
Кроме жажды познания тел.
Но ее я хотел… Отчего?

Эти шелесты, краски, духи
Опьяняли меня, как толпа,
Распевала Баркова стихи
И была невозможно глупа.

А в дурманной ее красоте,
В дерзких ласках ее и словах
Мой рассудок терялся в правах,
И… сияла она в высоте…

Страницы