Лучшие стихи Маяковского

Гимн ученому

Народонаселение всей империи —
люди, птицы, сороконожки,
ощетинив щетину, выперев перья,
с отчаянным любопытством висят на окошке.

И солнце интересуется, и апрель еще,
даже заинтересовало трубочиста черного
удивительное, необыкновенное зрелище —
фигура знаменитого ученого.

Смотрят: и ни одного человеческого качества.
Не человек, а двуногое бессилие,
с головой, откусанной начисто
трактатом «О бородавках в Бразилии».

В повестку дня

Ставка на вас,
       комсомольцы товарищи, —
на вас,
    грядущее творящих!
Петь
   заставьте
       быт тарабарящий!
Расчистьте
     квартирный ящик!
За десять лет —
        устанешь бороться, —
расшатаны
     — многие! —
            тряской.
Заплыло
    тиной
       быта болотце,
покрылось
     будничной ряской.
Мы так же
     сердца наши
           ревностью жжем —
и суд наш
     по-старому скорый:
мы
      часто
     наганом

Надо бороться

У хитрого бога
лазеек —
       много.
Нахально
    и прямо
гнусавит из храма.
С иконы
      глядится
Христос сладколицый.
В присказках,
      в пословицах
господь славословится,
имя
 богово
на губе
   у убогова.
Галдят
   и доныне
родители наши
о божьем
       сыне,
о божьей
       мамаше.
Про этого самого
       хитрого бога
поются
   поэтами
         разные песни.
Окутает песня
      дурманом, растрогав,

Птичка божия

Он вошел,
    склонясь учтиво.
Руку жму.
    — Товарищ —
          сядьте!
Что вам дать?
      Автограф?
          Чтиво?
—Нет.
   Мерси вас.
       Я —
            писатель.
—Вы?
   Писатель?
       Извините.
Думал —
    вы пижон.
        А вы…
Что ж,
  прочтите,
       зазвените
грозным
      маршем
       боевым.
Вихрь идей
    у вас,
       должно быть.
Новостей
    у вас
      вагон.
Что ж,

Праздник урожая

Раньше
    праздновался
          разный Кирилл
да Мефодий.
Питье,
   фонарное освещение рыл
и прочее в этом роде.
И сейчас еще
      село
самогоном весело.
На Союзе
     великане
тень фигуры хулиганьей.
Но мы
   по дням и по ночам
работаем,
    тьме угрожая.
Одно
   из наших больших начал —
«Праздник урожая».
Праздников много, —
          но отродясь
ни в России,
      ни около
не было,
    чтоб люди
         трубили, гордясь,

Город

Один Париж —
         адвокатов,
           казарм,
другой —
        без казарм и без Эррио.
Не оторвать
      от второго
         глаза —
от этого города серого.
Со стен обещают:
         «Un verre de Koto
donne de I’energie».
Вином любви
      каким
         и кто
мою взбудоражит жизнь?
Может,
   критики
         знают лучше.
Может,
   их
         и слушать надо.
Но кому я, к черту, попутчик!
Ни души
      не шагает
         рядом.

«Массам непонятно»

Между писателем
        и читателем
              стоят посредники,
и вкус
   у посредника
         самый средненький.
Этаких
   средненьких
         из посреднической рати
тыща
     и в критиках
        и в редакторате.
Куда бы
    мысль твоя
         ни скакала,
этот
  все
    озирает сонно:
—Я
  человек
      другого закала.
Помню, как сейчас,
           в стихах
            у Надсо̀на…
Рабочий
    не любит

Владимир Ильич Ленин

Российской коммунистической партии посвящаю

Время —
       начинаю
         про Ленина рассказ.
Но не потому,
      что горя
         нету более,
время
   потому,
      что резкая тоска
стала ясною
      осознанною болью.
Время,
   снова
      ленинские лозунги развихрь.
Нам ли
   растекаться
         слезной лужею, —
Ленин
   и теперь
      живее всех живых.
Наше знанье —
         сила
         и оружие.
Люди — лодки.
         Хотя и на суше.
Проживешь
      свое

Польза землетрясений

Недвижим Крым.
        Ни вздоха,
            ни чиха.
Но,
  о здравии хлопоча,
не двинулись
      в Крым
         ни одна нэпачиха
и
   ни одного нэпача.
Спекулянты,
         вам скрываться глупо
от движения
         и от жары —
вы бы
      на камнях
         трясущихся Алупок
лучше бы
       спустили бы
         жиры.
Но,
  прикрывши
      локонами уши
и надвинув
     шляпы на глаза,
нэпачи,
   стихов не слушая,
едут

Страницы