Стихи о городе

Первый Первомай

В Америке
     сорок годов назад,
когда в России
       еще не светало,
уже яснели
     рабочие глаза
на жирную
     власть капитала.
В штате Техасе
       и в штате Миссури,
там, где уголь,
      нефть и руда,
глухо копились
       рабочие бури
в Американской
        Федерации труда.
Раньше,
    с буржуем боясь задираться, —
с зари до зари
      работал бедняк.
Но вот,
   решил Совет Федерации:
восемь часов
      рабочего дня!
Новым порядком

В столицах шум, гремят витии...

В столицах шум, гремят витии,
Кипит словесная война,
А там, во глубине России—
Там вековая тишина.
Лишь ветер не дает покою
Вершинам придорожных ив,
И выгибаются дугою,
Целуясь с матерью-землею,
Колосья бесконечных нив…

Девятый час; уж темно; близ заставы...

Девятый час; уж темно; близ заставы
Чернеют рядом старых пять домов,
Забор кругом. Высокий, худощавый
Привратник на завалине готов
Уснуть; — дождя не будет, небо ясно, —
Весь город спит. Он долго ждал напрасно;
Темны все окна — блещут только два —
И там — чем не богата ты, Москва!

На Кавказе

Издревле русский наш Парнас
Тянуло к незнакомым странам,
И больше всех лишь ты, Кавказ,
Звенел загадочным туманом.

Здесь Пушкин в чувственном огне
Слагал душой своей опальной:
«Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной».

И Лермонтов, тоску леча,
Нам рассказал про Азамата,
Как он за лошадь Казбича
Давал сестру заместо злата.

За грусть и жёлчь в своем лице
Кипенья желтых рек достоин,
Он, как поэт и офицер,
Был пулей друга успокоен.

Париж

Обшаркан мильоном ног.
Исшелестен тыщей шин.
Я борозжу Париж —
до жути одинок,
до жути ни лица,
до жути ни души.
Вокруг меня —
авто фантастят танец,
вокруг меня —
из зверорыбьих морд —
еще с Людовиков
свистит вода, фонтанясь.
Я выхожу
на Place de la Concorde.
Я жду,
пока,
подняв резную главку,
домовьей слежкою ума́яна,
ко мне,
к большевику,
на явку
выходит Эйфелева из тумана.
—Т-ш-ш-ш,
башня,
тише шлепайте! —
увидят! —

Два мая

Сегодня
   забыты
         нагайки полиции.
От флагов
         и небо
           огнем распалится.
Поставить
         улицу —
         она
              от толп
в один
   смерчевой
            развихрится столб.
В Европы
        рванется
         и бешеный раж ее
пойдет
   срывать
      дворцов стоэтажие.
Но нас
   не любовь сковала,
            но мир
рабочих
      к борьбе
         взбарабанили мы.
Еще предстоит —

Беспризорщина

Эта тема
     еще не изо̀ранная.
Смотрите
     котлам асфальтовым в зев!
Еще
  копошится
       грязь беспризорная —
хулиганья́ бесконечный резерв.
Сгинули мать
       и отец
          и брат его
в дни,
   что волжский голод прорвал.
Бросили их
      волгари с-под Саратова,
бросила их
     с-под Уфы татарва.
Детей возить
      стараемся в мягком.
Усадим их
     на плюшевом пуфе.
А этим, усевшимся,
         пользуясь мраком,
грудные клетки

Нет ответа. Камень скок...

Нет ответа. Камень скок
едут грабли паровые
Земли земли где же сок?
ваши люди кондавые.
Зря, в ответ щебечет сок,
спите кинув руки врозь
сквозь платок мы слышем стон
Звери! в мыслях пронеслось
наша слабая надежда
это ползает одежда
а быть может ходят львицы
по скрипучей половице.
Кто там ходит? Мостовые?
Звери люди или сок?
Едут грабли восковые
Нет ответа. Камень скок.

Баку

Холодно Каспию, старый ворчит;
Длится зима утомительно-долго.
Норд, налетев, его волны рябит;
Льдом его колет любовница-Волга!

Бок свой погреет усталый старик
Там, у горячих персидских предгорий…
Тщетно! вновь с севера ветер возник,
Веет с России метелями… Горе!

Злобно подымет старик-исполин
Дряхлые воды,— ударит с размаху,
Кинет суда по простору пучин…
То-то матросы натерпятся страху!

Страницы