Стихи о мире

Необычайная она! Сверх сил...

Необычайная она! Сверх сил!
Не обвиняй меня пока! Забыл!
Благословенна ты! Велел сказать —
Благословенна ты! А дальше гладь

Такая ровная… Постой: меж жен
Благословенна ты… А дальше звон
Такой ликующий…— Дитя, услышь:
Благословенна ты!— А дальше тишь
Такая…

Хорошо!

Время —
     вещь
      необычайно длинная, —
были времена —
        прошли былинные.
Ни былин,
     ни эпосов,
         ни эпопей.
Телеграммой
      лети,
         строфа!
Воспаленной губой
         припади
            и попей
из реки
   по имени — «Факт».
Это время гудит
        телеграфной струной,
это
  сердце
     с правдой вдвоем.
Это было
     с бойцами,
         или страной,
или
  в сердце
      было
         в моем.

Элегия («Я видел смерть; она в молчанье села...»)

  Я видел смерть; она в молчанье села
  У мирного порогу моего;
  Я видел гроб; открылась дверь его;
    Душа, померкнув, охладела…
    Покину скоро я друзей,
    И жизни горестной моей
    Никто следов уж не приметит;
    Последний взор моих очей
    Луча бессмертия не встретит,
И погасающий светильник юных дней
Ничтожества спокойный мрак осветит.

Прости, печальный мир, где темная стезя
    Над бездной для меня лежала —
Где вера тихая меня не утешала,
Где я любил, где мне любить нельзя!

До чего же быстры у нас перемены ...

До чего же быстры у нас перемены:
Прикрываясь различной приватизацией,
Все, что прежде звалось у нас спекуляцией,
То зовут теперь «договорные цены».
Впрочем, сколько название ни меняется,
Но стыда там ни капли не прибавляется.

1991 г.

Здравствуй, город Одинцово! Александру Гладышеву

Мой друг! И вблизи, и в любой дали
Запомни хорошее, звонкое слово:
Есть город под небом Московской земли
С лирическим именем — Одинцово.

Зимою в снегах, а весной в листве,
С лугами, рекой и сосновым бором
Стоит он, спиной прислонясь к Москве,
И смотрит на запад спокойным взором.

В историю вписано красной строкой,
Как правил в Москве по веленью сердец
Надежда отечества — Дмитрий Донской,
И был у него всегда под рукой
Любимый боярин Андрей Одинец.

1 июня 1997 г. Москва

На титульном листе

Ты, кажется, искал здесь? Не ищи.
Гремит засов у входа неизменный.
Не стоит подбирать сюда ключи.
Не тут хранится этот клад забвенный.
Всего и блеску, что огонь в печи.
Соперничает с цепью драгоценной
цепь ходиков стенных. И, непременный,
горит фонарь под окнами в ночи.

Свет фонаря касается трубы.
И больше ничего здесь от судьбы
действительной, от времени, от века.
И если что предполагает клад,
то сам засов, не выдержавший взгляд
пришедшего с отмычкой человека.

1962

Рыцарь духа

  Человек, заковавший свой разум
В строгих принципов духа кольчугу,
Этим к небу возносится разом,
Примыкая к почетному кругу.

  Взявши меч справедливости в руки,
Что гимнастикой развиты веры,
Он идет под штандартом науки
Показать нам отваги примеры.

  Ждет его не один уже недруг:
Смотришь, Ложь подползает ехидной,
То Соблазн на ретивом коне вдруг
Пристает к нему с речью бесстыдной.

К сестре

Ты хочешь, друг бесценный,
Чтоб я, поэт младой,
Беседовал с тобой
И с лирою забвенной,
Мечтами окриленный,
Оставил монастырь
И край уединенный,
Где непрерывный мир
Во мраке опустился
И в пустыни глухой
Безмолвно воцарился
С угрюмой тишиной.

И быстрою стрелой
На невский брег примчуся,
С подругой обнимуся
Весны моей златой,
И, как певец Людмилы,
Мечты невольник милый,
Взошед под отчий кров,
Несу тебе не злато
(Чернец я небогатый),
В подарок пук стихов.

Другу-стихотворцу

Нет, не посетует Муза,
если напев заурядный,
звук, безразличный для вкуса,
с лиры сорвется нарядной.
Милая, грусти не выдаст,
путая спину и перед,
песню, как платье на вырост,
к слуху пространства примерит.

Правда ведь: как ни вертеться,
искренность, сдержанность, мука,
— нечто, рожденное в сердце,
громче сердечного стука.
С этим залогом успеха
ветер — и тот не поспорит;
дальние горы и эхо
каждое слово повторят.

июнь 1963

Люблю

Обыкновенно так

Любовь любому рожденному дадена, —
но между служб,
доходов
и прочего
со дня на́ день
очерствевает сердечная почва.
На сердце тело надето,
на тело — рубаха.
Но и этого мало!
Один —
идиот! —
манжеты наделал
и груди стал заливать крахмалом.
Под старость спохватятся.
Женщина мажется.
Мужчина по Мюллеру мельницей машется.
Но поздно.
Морщинами множится кожица.
Любовь поцветет,
поцветет —
и скукожится.

Мальчишкой

Страницы