Стихи великих поэтов

Октябрь. 1917–1926

Если
   стих
     сердечный раж,
если
  в сердце
       задор смолк,
голосами его будоражь
комсомольцев
       и комсомолок.
Дней шоферы
       и кучера
гонят
   пулей
      время свое,
а как будто
     лишь вчера
были
   бури
     этих боев.
В шинелях,
     в поддевках идут…
Весть:
   «Победа!»
       За Смольный порог.
Там Ильич и речь,
        а тут
пулеметный говорок.
Мир
  другими людьми оброс;
пионеры

Каждый сам себе ВЦИК

Тверд
     пролетарский суд.
Он
 не похож на вату.
Бывает —
    и головы не снесут
те,
 которые виноваты.
Это
 ясно для любого,
кроме…
   города Тамбова.
Дядя
    есть
        в губисполкоме.
Перед дядей
        шапку ломят.
Он,
 наверное, брюнет —
у брюнетов
    жуткий взор.
Раз —
     мигнет —
         суда и нет!
Фокусник-гипнотизер.
Некто
     сел «за белизну».
Некто
     с дядею знаком.
Дядя

Не увлекайтесь нами

Если тебе
    «корова» имя,
у тебя
  должны быть
        молоко
           и вымя.
А если ты
    без молока
         и без вымени,
то черта ль в твоем
          в коровьем имени!
Это
верно и для художника
             и для поэта.
Есть их работа
      и они сами:
с бархатными тужурками,
          с поповскими волосами.
А если
   только
     сидим в кабаке мы,
это носит
        названье «богемы».
На длинные патлы,
          на звонкое имя

Царевна Суды

Помню я вечер — все в слезах деревья;
Белой вуалью закрылась земля;
Небо бесцветно. Сижу я над Судой,
Шуму вод чистых с любовью внемля.

Лодка на якоре; в центре я русла;
Жадно смотрю на поверхность реки:
Там, под поверхностью этой стальною
Мнятся мне пальцы прекрасной руки.

Пальцы зовут меня нежным изгибом;
В грезы впадаю… Пред мною дворец;
Нимфы, сирены несут меня ко дну;
Перед царевной встаю наконец.

С какою негой, с какой тоской влюбленной...

С какою негою, с какой тоской влюбленной
Твой взор, твой страстный взор изнемогал на нем!
Бессмысленно-нема… нема, как опаленный
     Небесной молнии огнем!

Вдруг, от избытка чувств, от полноты сердечной,
Вся трепет, вся в слезах, ты повергалась ниц…
Но скоро добрый сон, младенчески-беспечный,
     Сходил на шелк твоих ресниц —

И на руки к нему глава твоя склонялась,
И матери нежней тебя лелеял он…
Стон замирал в устах… дыханье уравнялось —
     И тих и сладок был твой сон.

И в божьем мире то ж бывает...

И в Божьем мире то ж бывает,
И в мае снег идет порой,
А все ж Весна не унывает
И говорит: «Черед за мной!..»
Бессильна, как она ни злися,
Несвоевременная дурь, —
Метели, вьюги улеглися,
Уж близко время летних бурь.

И Сон и Смерть равно смежают очи...

И Сон и Смерть равно смежают очи,
Кладут предел волнениям души,
На смену дня приводят сумрак ночи,
Дают страстям заснуть в немой тиши.

И в чьей груди еще живет стремленье,
К тому свой взор склоняет Ангел Сна,
Чтоб он узнал блаженство пробужденья,
Чтоб за зимой к нему пришла весна.

Но кто постиг, что вечный мрак — отрада,
С тем вступит Смерть в союз любви живой,
И от ее внимательного взгляда
К страдальцу сон нисходит гробовой.

К северному краю

Северный край, укрой.
И поглубже. В лесу.
Как смолу под корой,
спрячь под веком слезу.
И оставь лишь зрачок,
словно хвойный пучок,
и грядущие дни.
И страну заслони.

Нет, не волнуйся зря:
я превращусь в глухаря,
и, как перья, на крылья мне лягут
листья календаря.
Или спрячусь, как лис,
от человеческих лиц,
от собачьего хора,
от двуствольных глазниц.

май 1964

Тридцатый месяц

Тридцатый месяц в нашем мире
Война взметает алый прах,
И кони черные валькирий
Бессменно мчатся в облаках!

Тридцатый месяц, Смерть и Голод,
Бродя, стучат у всех дверей:
Клеймят, кто стар, клеймят, кто молод,
Детей в объятьях матерей!

Тридцатый месяц, бог Европы,
Свободный Труд — порабощен;
Он роет для Войны окопы,
Для Смерти льет снаряды он!

Призывы светлые забыты
Первоначальных дней борьбы,
В лесах грызутся троглодиты
Под барабан и зов трубы!

Страницы